убранными в пучок. Одета она была в простую, казалось, одежду, но она на ней сидела очень ловко и элегантно. Эта женщина редко улыбалась, только иногда иронично усмехалась, а смеющейся я её никогда не видела. Было ей тогда лет пятьдесят. Анну Аркадьевну сослуживцы побаивались, так как в ней не было привычного в те времена для многих людей простодушия и откровенности в отношениях со знакомыми. Она, при всей благожелательности, держала себя со всеми отстранённо и даже иногда была строга и ворчлива. Прошлое её для сотрудников было покрыто тайной, которую никто не мог разгадать, так как вне института у неё никого не было, ни родственников, ни хороших друзей. Но чувствовалось, что эта женщина много пережила.
Анна Аркадьевна часто ходила в Воскресенский собор вместе тётей Лизой, о которой я расскажу в главе «Бедные люди». Там они познакомились и с моей крёстной Раисой Ивановной, которая старалась приезжать из деревни на все большие церковные праздники.
Прошло около двенадцати лет, я закончила учёбу в школе и поступила в педагогический институт, бывший учительский. В это время (начало 60-х) мы переехали в новое жильё. Институт выделил нам две комнаты в своём ведомственном доме на углу улицы Карла Маркса и Советского проспекта. Нашей соседкой оказалась Анна Аркадьевна. К тому времени она была на пенсии, жила очень одиноко, с бывшими сослуживцами не общалась. Её добрыми друзьями были только кошки. С соседями она держалась довольно строго, иногда ворчала, и они не стали навязывать ей свою дружбу. А жили в этом доме хорошие образованные люди: два преподавателя с семьями и вдова умершего недавно преподавателя со взрослым сыном – учителем. Каждая семья имела две смежные комнаты, двери которых выходил в длинный коридор, общей была и кухня в конце коридора. Уединиться в таком густонаселённом доме было трудно, но Анне Аркадьевне это удавалось.
Более тесное общение с ней у меня возникло, когда я училась в аспирантуре в Ленинграде и нередко приезжала навестить мать. Анна Аркадьевна стала приглашать меня в свою комнату, довольно голую и неуютную, и беседовать со мной. Видимо, ей захотелось всё-таки поговорить с кем-то и хоть немного излить печаль одинокой души. Почему выбор пал на меня, трудно сказать. Как-то она меня пригласила к себе в первый раз. Не зная с чего начать, сразу подарила мне старинную карту Мариинской системы. Я стала её рассматривать с интересом, так как бывала в детстве в тех местах ещё до строительства Волго-Балта и видела одряхлевшие узкие каналы и небольшие шлюзы. Мы ехали тогда с моими родственницами на старом пароходе «Менделеев» от Череповца до Конева, а там пересели на катер и прибыли в Шолу.
Видя мою заинтересованность, хозяйка начала с необычной для неё любовью в голосе рассказывать о тех местах и о маленьком городке Вытегре, где она жила в молодости. О себе она почти не говорила, однако о некоторых событиях её таинственной жизни я узнала. И тогда многое в её странном поведении стало понятным. Мне было очень жаль Анну Аркадьевну, её сломленную, как цветок в поле, молодую жизнь, которая когда-то была полна радости и смысла. Мне тогда было
