его в деревянный тубус, старик поднял темные, бездонные глаза.
– Присаживайся, – донесся до нее строгий голос.
Аэрин повиновалась и с покорным видом прошла до стола.
– Маргад заверил меня, что ты поддерживаешь традиционные ценности.
– Да, это так.
– Расскажи, о ком ты вспоминаешь, когда тебя просят рассказать о твоей семье?
Ожидая ответа, вампиро невозмутимо наблюдал за ней, не торопя ни словом, ни жестом.
Дава задумалась. В памяти вырос зыбкий образ Мелиссы, хватающей за руки и залезающей на чемодан, чтобы повиснуть на шее старшей сестры, когда она возвращалась из поездок. Девушка печально улыбнулась.
– Сестру.
Прародитель едва заметно наклонил голову.
– Разлука – тяжелое испытание. Ты бы хотела навещать мать?
– Да, – Аэрин запнулась, не ожидая такого предложения, – я понимаю, как это сложно.
– Мы подумаем над этим. Семья – самое ценное, что нам дано.
Он положил ладони на стол, и Аэрин услышала странный шорох, напоминающий перешептывания призраков на кладбище, бесконечно повторяемые бесплодным эхом гробницы. Приглядевшись к столешнице, она заметила волнистые продольные линии, которые разделяли ее по всей длине. Проследив череду жизненных струй, навеки застывших в холодной плите, дава судорожно сглотнула, опознав окаменевший слэб. Весь этот стол был одним большим Каф! Пораженная открытием, она замерла, оцепенев. Если дон Анзиано узнает о ее происхождение, то будет вынужден убить даву, несомненно раскрывшую его тайну, не шедшую ни в какое сравнение с секретом вампиро.
– Как и любой мужчина в семье Миллениум, Маргад взял на себя обязательства перед семьей. Ему будет легче, если он ощутит твою поддержку.
– Я понимаю, дон Норозини, – меланхолично отозвалась Аэрин, все еще находящаяся под впечатлением.
– Очень жаль, что твой отец не сможет привести тебя к алтарю, – Анзиано наклонил голову к плечу. – Мы примем меры, чтобы у тебя было все необходимое для воспитания детей.
В дверь постучали, и на пороге показался Франческо.
– Ты всегда сможешь обратиться ко мне, если тебе потребуется помощь.
Дава поклонилась и, сохраняя спокойствие, покинула кабинет, но стоило миновать приемную – и слезы потекли сами собой. Она закусила край платка и часто дышала, сдерживая рыдания. Сбегая по винтовой лестнице, девушка буквально натолкнулась на Маргада и едва не упала от неожиданности. Увидев ее мокрое лицо, молодой человек попытался удержать ее за руку, приобнять и успокоить. Она отстранилась от него, вырвавшись из холодных объятий и, закрывшись руками и мелко дрожа, забилась в угол. Идальго молча наблюдал за ней, не решаясь приблизиться.
Вот так они и стояли несколько минут. Дава не обращала внимания, что говорил идальго, однако не делала попыток убежать, поскольку мысленно повторяла слова прародителя,
