Ирина по этой самой лестнице, а между тем никогда еще молодая девушка не волновалась так сильно, как сегодня! Как примет ее Глафира Николаевна?! Что она подумает о ней?
С тех пор как Ирина отказалась занять место классной дамы в пансионе Дальхановой, ей ни разу больше не удалось побывать у своей прежней начальницы, и она была убеждена, что Глафира Николаевна считала ее очень невоспитанной и неблагодарной девушкой. Внезапное появление в пансионе, да притом еще в воскресенье, в неприемные часы, представлялось боязливой девушке непозволительной смелостью. Она готова была самым малодушным образом убежать обратно в переднюю и, наверное, так бы и поступила, если бы не боялась старого Никитича, который ожидал ее внизу. Ирина нерешительно уселась у входа в зал и начала в волнении обдумывать, что она скажет сейчас Глафире Николаевне.
Ей хотелось оставаться правдивой и в то же время было неприятно бросать тень на покойную тетку, у которой она так долго жила.
Молодая девушка решила приготовить в уме длинную обстоятельную речь, в которой она откровенно объяснит Дальхановой свое затруднительное положение, но при этом, однако, постарается вовсе не упоминать о Тулыпиной. «Нужно только говорить как можно спокойнее, не торопясь, не волнуясь! – убеждала себя Ирина. – Глафира Николаевна должна видеть, что я уже не маленькая и могу серьезно рассуждать о деле». Но, как нарочно, в воображении молодой девушки невольно рисовалась в эту минуту высокая статная фигура начальницы в неизменном синем шелковом платье, с гладко зачесанными на уши темными волосами и строгим выражением красивого, но всегда одинаково холодного и бесстрастного лица.
Среди пансионерок Дальханова слыла за справедливую и, пожалуй, даже добрую начальницу, но она привыкла держать себя несколько высокомерно, и потому дети скорее боялись и уважали ее, чем любили, и во всяком случае были всегда очень далеки от нее.
Ирина также боялась Дальханову и уже взрослой девушкой не могла отделаться от этого странного чувства.
«Начну так!.. – мысленно решила она. – Простите, многоуважаемая Глафира Николаевна, что без вашего позволения я пришла… пришла в воскресенье…» Но в эту минуту раздались в коридоре быстрые энергичные шаги, соседняя дверь раскрылась и на пороге ее показалась сама Глафира Николаевна.
На этот раз, однако, на ней не было ее обычного форменного костюма. Белый кашемировый капот красиво охватывал стройную фигуру молодой женщины, а черные волосы ее небрежно спускались за плечи беспорядочной густой косой.
– Дитя мое, как я рада, что вы пришли! – проговорила Дальханова низким грудным голосом, протягивая ей обе руки.
Молодой девушке показалось в первую минуту, что она не узнает начальницу и видит перед собою совсем другую женщину. Никогда еще она не замечала у Глафиры Николаевны такой улыбки, таких глаз!.. И вдруг, позабыв неожиданно всю свою длинную, так тщательно подготовленную речь, Ирина порывисто кинулась к ней в объятия и горько заплакала.
Глафира Николаевна
