другу. Я тоже буду записывать все, что говорит учитель, и если вы что-нибудь забудете, то спрашивайте у меня, дети, я постараюсь помочь вам! А теперь вот и листок, о котором вы так просили, – улыбнулась она совсем весело, высоко поднимая над головою исписанный белый листок бумаги. – Вы не ошиблись, уверяя, что я что-то писала во время урока. Я действительно писала, только не то, что вы думали. Я просто заметила для себя новую задачу, которую вам объяснял сегодня учитель, а так как вы на этот раз не очень-то прилежно слушали, может быть, вам и пригодятся мои заметки. Вот они!
Ирина протянула свой листок стоявшей перед ней Кошкиной. Когда после этого молодая девушка вышла в коридор, она и не подозревала, что весь класс чуть ли не передрался между собой из-за ее несчастного листка.
Ирина сразу завоевала эти маленькие доверчивые сердца и с первого шага педагогической деятельности приобрела между детьми самых искренних, горячих поклонниц.
– Господа! – восторженно кричала пылкая Кошкина. – Объявляю вам, что я уже обожаю мадемуазель Фомину! Вы заметили, какие глаза у нее? Как две звезды! Она красавица, господа, и этот листок я теперь буду носить у себя на груди, за корсажем!
– Ну нет, матушка, извини, пожалуйста, не весь листок, – сердито воскликнула толстенькая Иванова, – ты обещалась мне отдать половинку, и я тоже буду носить за корсажем!
Обе девочки горячо заспорили между собой.
– А лучше знаете что, господа, – примиряющим тоном предложила добродушная Батюшкова, – давайте напишем сейчас же на доске большими буквами: «Мадемуазель Фомина божество и чудо красоты!» Пусть все учителя сразу узнают, что мы обожаем ее!
– Да-да, пусть все-все сразу узнают! – раздались со всех сторон восторженные детские голоса.
Батюшкова схватила большой кусок мела и подошла к доске.
– Какие же вы все глупые, милки! – насмешливо захохотала Савельева. – Разве вы позабыли, что у нас сейчас история? Хотела бы я знать, что скажет на это изречение Фокин.
– Ах, господа, это верно! – испугалась Батюшкова. – Савелька права, я совсем и позабыла о нашем пугале, вот скандал-то бы вышел?! – и, отбросив мел в сторону, она быстро побежала занимать свое место на второй скамейке против самой кафедры.
После Фокина следовал урок рисования, во время которого Ирина не обязана была присутствовать в классе. Она хотела пройти к себе в комнату, но в коридоре ее на минуту задержала Клеопатра Сергеевна.
– Ну что, Фомочка, – спросила она с добродушной улыбкой, – Антипов, кажется, здорово разгромил девчонок, и вы всех записали, конечно? А только знаете, голубчик, – немного замялась Коврижкина, – я, хотя и говорила детям, конечно… Но я думаю, все-таки на первый раз лучше будет не показывать списка Глафире Николаевне. Вы как полагаете, Фомочка?
Клеопатра Сергеевна, видимо, уже волновалась за участь детей и теперь почти заискивающими глазами смотрела на Ирину. «Она все та же баловница,
