Жданов этимологизирует слово насекомое в свернутом сравнении скелета, осью которого является позвоночник, похожий, например, на строение тела гусеницы или червяка.
Сочетание насекомый пустяк в стихотворении Евгения Клюева основано на образе насекомого как очень маленького существа.
Строки Виктора Кривулина со словами насекомого ночлега изображают ночлег в тайге с комарами и мошками.
У Алексея Цветкова слова Только мы до утра тараканим, / Насекомую службу верша обозначают нечто мелкое и суетливое.
Другие примеры реставрации прилагательных, которые считаются в нормативном языке окончательно субстантивированными:
Машин нет в смерти ни одной.
Мне это очень, очень жаль.
На что мне радость и печаль,
Когда нет «Оптимы» со мной?
Или портной старинный «Зингер» —
В своем усердии собачьем —
все мое детство стрекотавший,
С отполированным плечом,
Похожий на мастерового,
О лучшем не подозревавший
– Письмо,
оно какое?
Бологое?
– Письмо писомое.
– А ртуть,
какая?
Запятая?
– Ртуть ртомая.
Я усну на левом
носом в колени
как без памяти
как запятой эмбрион
и войдут с припевом
пилигримы-калеки
снова клянчить своё
забивая сон
Вижу, старый да малый, пастухи костерок разжигают,
Существительный хворост с одного возжигают глагола,
И томит мое сердце и взгляд разжижает,
оползая с холмов, горбуновая тень Горчакова.
Только тайна тайн,
перебирая воздуха ткань,
темное серебро расстояний,
Петропавловского графина грань,
люблю мглу,
гулкую под ногами глубь,
к булочному теплу
желтому еще льну
А если и светить, то лишь едва, —
летучей, эфемерной порошиной,
И – числить этажи, сиречь – слова,
не «богом из машины», а машиной,
сказуемой из глотки божества.
В тех случаях, когда современная норма предполагает контекстуальную зависимость субстантивного или адъективного грамматического значения, десубстантивация осуществляется и поддерживается нестандартной референцией:
На плюсе
Шварц 2002-а: 282.
Сухотин 2001: 107.
Ермакова 2014: 38.
Лосев 2012: 99. Это реакция на строку Бродского
Гандельсман 2005: 245.
Бобышев 2003: 121.
