единым организмом, а не мозаикой, и зоркость ее была хищной, пристальной, хладнокровной и чуждой.
Ему стало зябко. Еще очень захотелось побежать, и он не сразу сообразил, что уже несколько минут как ускорил шаг, а заметив – заставил себя замедлиться, даже остановиться и подождать, пока успокоится забившееся сердце. Чем бы ни была тьма, забавлять ее своим смятением он не будет.
Но приказ, чертов приказ!
Пусть мчаться очертя голову и не стоило, он все же пошел быстрее, вперед – надеясь, что это было именно вперед – в податливую тьму. Пещерный пол – должно быть, пещерный, какому же тут быть еще – тут же сыграл с ним злую шутку: он попал ногой куда-то между камней, чуть не упал, еле вылез, чертыхаясь так, как можно было только на пристани. Вскочил снова и уже не очень понимая, верно ли он идет – и есть ли здесь вообще верное направление – зашагал дальше.
Минуты текли как густейший мед.
Анна, подумал он вдруг, кузина Ани. Она тоже была здесь, она прошла, она как-то сумела – значит, все не так плохо, значит, шанс все-таки есть. Про Лабиринт Ани не рассказывала, только сказала как-то, очень коротко, что было трудно, но ничего, – а она бы предупредила, если бы что-то было серьезно не так. Торопиться стоило все равно, но…
На следующем шаге его нога вдруг попала в воду. Причем не просто воду, не лужу и даже не некое подземное озеро – нет, его ноздрей коснулся родной, безошибочно знакомый запах, запах горьковатой соли и свежести. Ботинок моментально промочила набежавшая легкая волна, и сразу стало слышно неумолчный тихий говор ее товарок.
Море, здесь? Откуда?
Впрочем, это было не так уж важно, решил он, спешно снимая и промокший ботинок, и его пару, и носки. Задумался, стоит ли закатать штаны, или просто обойти возникшее препятствие по кромке воды, понадеявшись, что где-то оно заканчивается. Но раз прохладная соленая волна нежно коснулась босых ног, как он понял, что никакой силы воли ему не хватит, чтобы отступить назад.
Тем более, что где-то в немыслимой вышине разошлись тучи, повинуясь налетевшему ветру, и открывшиеся, по-северному бледные звезды, а вскоре – и почти полная луна осветили только узкую полоску берега, где стоял он, и море. Больше мало что было видно – за его спиной угадывался силуэт дюны и мерцал огонек маяка, но перед ним была только вода.
И эта вода ласкалась к нему, как соскучившаяся по хозяину кошка, шепча и переливаясь в неверном ночном свете, – казалось, протяни руку, и волна выгнется упругой спиной, радуясь вниманию, восторженно покоряясь одной лишь мысли, малейшему жесту. Он сам не понял, как уже оказался среди радостно плещущей воды сначала по колено, а потом по пояс. Стоило ему на долю секунды испугаться этого неведения, как волны робко отпрянули назад. Он улыбнулся, досадуя на слабость, и позвал.
Торжествуя, море ответило внезапным приливом, взвыл в вышине ветер, заволакивая луну новыми облаками, но Ксандеру это было все равно: отбросив последние сомнения, он рванулся навстречу порыву
