пух – то ли волосы были слишком редки, то ли он их слишком коротко стриг, но впечатление создавалось чего-то голого и неоперившегося; впечатление неясное, потому что при первой же попытке внимательнее присмотреться к внешности генеральского адъютанта любопытный встречался с его глазами – и тут же терял всякое желание изучать волосяной покров.
Собственно, у Кривенко были не глаза, а смотровые щели, глубоко упрятанные под массивным лобовым скосом; ниже помещалась еще одна щель – рот, безгубый, широкий от природы и еще больше растянутый в улыбке, потому что адъютант всегда улыбался, и притом любезно; а посредине – нос, расплющенный и сломанный, как у боксера. Эта всегдашняя улыбочка и делала лицо Кривенко особенно страшным.
Проходя с генералом через буфетную, новоиспеченный капитан огляделся, увидел Полунина и, заулыбавшись еще шире, сделал успокаивающий знак – сейчас, мол, одну минутку…
Чего Полунин никогда не мог понять, так это дружелюбия, которое Кривенко всегда проявлял в отношении к нему. За все эти годы он едва ли обменялся с адъютантом Хольмстона и дюжиной фраз, раза два-три они случайно оказывались вместе в какой-нибудь компании, обычно же встречались, как все, – в клубе, на балу. И всякий раз поручик словно напрашивался на дружбу. Какая-то симпатия с первого взгляда, что ли, черт его знает. Бывает ведь, и паук привяжется к человеку.
Проводив начальство, Кривенко вернулся и прошел прямо к его столику. Полунин, не вставая, лениво протянул руку.
– Ну что, гауптман10, поздравляю. Солдат, как говорится, спит, а служба идет? И чины набегают. Так, гляди, и до генерала дослужишься…
Кривенко горячо ответил на рукопожатие, даже в порыве чувств обхватил его ладонь обеими руками.
– Спасибо, Полунин, спасибо… мне очень приятно!
– Садись, выпьем.
– Водка? – Кривенко взял графин, понюхал. – Здешняя? Брось, это же моча, у меня там горючее классом выше… Федорчук! – гаркнул он, не оборачиваясь.
– Не надо, – сказал Полунин, – предпочитаю не смешивать.
Капитан мановением руки отпустил подскочившего ординарца и сел за столик. Они допили водку, поговорили о том о сем.
– Давай-ка выйдем на воздух, – предложил Полунин. – Накурено – дышать нечем.
Они прошли через темный танцевальный зал, вышли на балкон. Вечер был теплым, но в воздухе уже пахло осенью, шел мелкий дождь, и внизу, под фонарем, мокро поблескивали листья, словно вырезанные из желтой лакированной клеенки и расклеенные по асфальту. Полунин сел на перила, зацепившись носками туфель, откинулся назад, ловя лицом дождевую прохладу.
– Свалишься, осторожно, – сказал капитан. – Ты что, перебрал?
Полунин выпрямился.
– Кривенко, – сказал он неожиданно протрезвевшим голосом, – знаешь ты такую контору – ЦНА11?
Hauptmann – капитан (нем.).
«Comando Nacional Anticomunista» – «Национальное антикоммунистическое командование» (исп.).
