гортензий, белые цветки которых погружали зрительное восприятие мимолётным мечтаниям.
Дом их был выдворенной идиллией художественных работ, напоминая собой высококлассную галерею. По всему дому попеременно были развешаны картины Ван Гога и Дали, хотя они и не являлись подлинными работами художников. Впоследствии мы все летние каникулы будем каждый год всенепременно коротать в его роскошных апартаментах, он же в свою очередь многократно пользуясь отсутствием отца, будет созывать всех ближайших приятелей, устраивая вечера безудержного веселья. Его отец, как и немногие мужчины пожилого возраста, владел устрашающе огромной частной библиотекой. Зачитываясь изобилующими книгами своего отца, Александр с неподдельным восхищением будет в скором времени поведывать мне содержание им прочитанных историй и мифов, а я тем самым буду становиться невольным слушателем, его сменяющихся каждодневных рассказов. Наивысшим упоением моему слуху, представлялся не единожды прослушанный мною «Миф о Сизифе». Прискорбный миф о человеке с падким желанием жить, получивший тяжкое наказанье, в награду за свою страсть к вечной жизни. Вдобавок к столь глубокомысленному мифу, он примешивал различные философские теории, которые так ёмко описывал Альбер Камю в своей работе. Делился со мною теорией абсурда и самоубийства, поглощающие его своим неизбывным философским вопросом. И как утверждал и сам Камю, а затем и Александр «Есть лишь один поистине серьёзный философский вопрос – вопрос о самоубийстве». Вся это глубоководная муть размышлений занимала его сознание и лихорадочно копошилась в его подсознании муравьиным роем. Эту детскую травму невозможно было вычесть. Вычет любого недуга не вытесняет вас из стен уплотнившейся боли. Он целиком и полностью согласился с утверждением Камю «Чтобы управлять человеком нужно заставить его страдать». Я же в свою очередь согласился с этой очевидностью намного позднее.
Беспристрастная тишина, обитающая во всём доме, покидала свои покои только тогда, когда Александр врывался в неё в своё летнее времяпрепровождение. Подобно юношеской егозе он наполнял собою родной дом какофонией своего переменного настроения. Прихоти его целиком и полностью зависели от его настроя. Его стремление жить, не поддавалось вразумительному объяснению, с лёгкостью преодолевая судьбой воздвигнутые рубежи, он по инерции следовал по своему пути. Нам не раз доведётся осматривать их с отцом безлюдные хоромы, поведывавшие нам о некогда поселившихся в них детских фантомах.
Он с детским озорством рассказывал мне презабавные истории его непослушания. О том, как воинственно сражался с докучливой, как казалось ему тогда гувернанткой родом из Франции, в сущности, благодаря которой и изучил картавый благозвучный французский язык. Она была принята в их семью ещё в ту пору, когда они проживали в Великобритании. Переселяясь во Францию, она не скрывала своей радости и представленной возможности вернуться в родную страну.
Её
