стоял здесь еще с довоенных времен, и вряд ли в нем хранилось что-то достойное внимания. Когда наконец захотели убрать этот предмет меблировки, вдруг оказалось, что он привинчен к полу. Можно было, конечно, разломать его и посмотреть, что же там внутри, но заниматься этим никому не хотелось, и шкаф решили оставить в покое, – как говорится, есть не просит – пусть стоит.
На подоконнике в таинственной аудитории зеленели фикусы, на стене висел портрет Ибн Сины (какой-то странный, кривенький такой, будто на коленке сделанный) с чуть насмешливым лицом, но больше ничего особенного в убранстве не было.
Свою гадкую сущность аудитория полностью раскрыла в тот момент, когда ректор этого уважаемого заведения, Андрей Ребышевский, пригласил в нее родителя одного молодого человека для получения взятки.
Непутевого юношу нужно было пристроить в университет, и ректор был готов этому поспособствовать за не большую, но и не маленькую сумму, о размерах которой умолчим; просто отметим, что это был очень приятный приварок к и без того нескудному ректорскому жалованью.
Взятки в храме медицинской премудрости были общим местом и брались чуть ли не в открытую прямо в учебном корпусе, за тщательно запертыми дверьми, чаще всего наличными – чтоб не нашлось концов.
И вот Ребышевский, на свою беду, завел родителя в самую дальнюю аудиторию в конце коридора, предварительно прихватив с собой и ключ от нее, и дубликат ключа. Он знал, что в этом помещении плотные жалюзи, да и окна выходят в глухой тупик, на трансформаторную будку. В общем, никаких свидетелей, кроме кисло ухмыляющегося Ибн Сины, у этой сделки не было. А вот в ректорском кабинете вполне могла быть прослушка, да-с. Не далее как полгода назад один из руководителей расположенного по соседству пищевого техникума на этом погорел – брошенная любовница решила насолить, подкинула, понимаете, жучка, ну и нанесла потом удар под дых совместно с прокуратурой. Мало ли кто может под тебя копать, у ректора врагов немало. А в этой крохотной, в два окна, тщательно проверенной аудитории с видавшей виды мебелью ничего такого опасного быть не может.
Для Ребышевского это была стандартная процедура, он частенько набирал за взятки форменных идиотов, безжалостно отсеивая их на втором-третьем курсе.
Получив деньги, ректор спрятал их в сейф, закрыл на ключ, услужливо торчавший в замке, а затем пошел проводить родителя, – у него еще с ним были кое-какие дела. Отец новопринятого студента был прорабом, а Ребышевский как раз планировал возвести себе помпезную дачу на живописном берегу Кокшенки, напротив венецианских палаццо.
Был поздний вечер, занятия давно закончились, ректор и прораб остались практически одни в тускло освещенном здании, только уборщица где-то в отдалении погромыхивала ведром, расплескивая гулкий металлический звук по пустым коридорам.
Самое веселье началось, когда Ребышевский, проводив очередного
