шептались, что за ночь камни сами собой складываются в стены.)
– А когда она будет изучать астрономию, ты ей Марс притащишь на веревке, сорвав с орбиты? – протестовала против такого баловства Натэлла. Однако полностью оградить дочь от пагубного влияния Темирханова у женщины не получилось, поскольку у нее родился сын, и хлопот прибавилось.
Все кончилось тем, что отец добавил к храмам еще и знаменитые псковские Поганкины палаты.
Учителя, ошарашенные масштабом подготовки, к новому заданию для Альционы подходили теперь с большой осторожностью.
Пик сумасбродной отцовской любви пришелся на четырнадцатилетие обожаемого чада. Главным подарком стал балкон из Вероны, на котором Джульетта произносила свой знаменитый монолог об именах и розах. Ну, или могла произносить, – достоверным было лишь то, что балкон принадлежал особняку семейства Капулетти, остальное было несущественным.
На этом балконе, наспех прилаженном к восточной стене резиденции Темирхановых, и появилась перед гостями Альциона.
Красиво завитые черные кудри, элегантные, будто арабская вязь, были прижаты к затылку жемчужной сеткой, а шлейф бился по ветру игривым пламенем. Нездешняя птица была пристегнута длинной золотой цепочкой к фарфоровой хрупкости запястью и парила в угасающем тепле августовского воздуха.
Когда девушка спустилась к гостям, все подивились ее диковинным туфелькам с бутонами живых роз в прозрачных каблуках и огромному эдельвейсу в прическе.
Приглашенные, уютно расположившись за столиками вокруг версальского фонтана, пили за ее здоровье вино, повторяющее оттенком закат, из хрустальных лилий бокалов.
На десерт подали торт в виде замка Бриссак – пять десятков гостей не смогли его съесть полностью, одолев только крышу и пару верхних этажей.
Альциона сидела рядом с видным юношей по имени Эд Пустяков, и румянец на ее лице добрался уже до ушей – они учились в одной школе, он был старше ее на год. Юноша как будто не замечал ни ее смущения, ни красоты и с аппетитом уплетал угловую башню луарского замка, не чувствуя, что вымазался сливочным кремом.
Рузанна, ее подруга, тоже бросала на Эда внимательные взгляды, но тот был погружен в свои думы; гости перемигивались и шепотом подтрунивали над любовным треугольником.
Если Чернышов был архитектурным гением, то Пустяков был гением медицины: местный астролог с ворованной индийской улицы сообщил его матери, что все сорок восемь воплощений на земле, начиная с Древнего Вавилона, юноша посвятил ремеслу лекаря. Это в некоторой мере объясняло его высокомерие и чудачества: он любил одеваться старомодно и не снимая носил на указательном пальце копию перстня средневекового епископа Ценобиуса, исцелявшего лепру.
Пока молодой человек дожевывал кусок крыши и любовался на перстень, не решаясь поднять глаз на дочку мэра,
