руки болят!
– С чего бы это? Доставалось за твои ошибки мне. Но так уж и быть, пожалею тебя.
– Да-да, стоит пожалеть.
– Хочешь, почитаю стихи?
Наденька очень серьезно посмотрела на друга и кивнула головкой. Встав в позу артиста, Николенька начал читать, помогая себе выразительной жестикуляцией. Плавные, мелодичные обороты плыли по залу, наполняя его, то шорохом травы и деревьев, то шумом ветра. Руки жили своей, особенной жизнью. Белые, узкие ладони раскрывались, устремляясь вверх, в полет, и падали, переполненные болью и горечью, словно старые, отжившие свой век, люди. Глаза, полные блеска, казалось, метали громы и молнии. То был необыкновенный, талантливый спектакль. Наденька, как завороженная, поглощала виденное.
Когда юноша закончил и взглянул в лицо девушки, он поразился. Столько невыразимой грусти было в ее глазах!
«Восхитительная девочка, почти дитя, всего лишь шестнадцать, а сколько уже ума, тонкости, чувства!» – удивился он.
Сначала она, молча, всхлипывала, вытирая глаза и хорошенький носик кружевным платочком, потом, смущаясь временной слабости, пролепетала:
– Зна-ешь, я бо-юсь слушать стихи. Они так необъяснимо волнуют меня. Т-а-а-ак волнуют… Но все-таки я их люблю…
– Я и не знал, что ты такая впечатлительная… И, видимо, мечтательница…
– Мечтательница? Может быть… Летней ночью, бывает, открою окно или выйду в сад и, кажется, взмахну руками, как крыльями, и улечу. И полечу, полечу над землей… Холодный воздух обжигает, бодрит. Простор, свобода и я. Ночь для меня перенасыщена тайной. Я слышу все шорохи, всех и все люблю и все любят меня…
И вдруг, вновь заплакав, Надюша заспешила к балкону. Он устремился за ней, не понимая, как ее успокоить.
– Ну, пожалуйста, перестань, иначе я тоже загрущу… – прошептал он задушевным, согревающим голосом.
Наденька грустно улыбнулась:
– Все, я уже спокойна. А что ты сейчас читаешь?
– Достоевского…
– А я, представь, Тургенева. Меня поразил у него один рассказ и его манера описывать жизнь человека по внешним впечатлениям. Понимаешь, молодой писатель несколько раз встречал некую, понравившуюся ему, девушку в разных ситуациях. То она была счастлива, то очень несчастна, а то и того хуже… Все это она не объясняла ему, он улавливал своей тонкой душой. И, в итоге, я почувствовала, что лучше и описать нельзя ее трагедию…
– Ты удивляешь меня…
– Чем же, слезами? Ах, Николя, я хочу в Грецию!… Увидеть Афины, Парфенон… – вдруг перевела она разговор на другую тему.
– А я побывал бы в Турции, на родине великих святителей: Николая Чудотворца, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста…
– Да, – восхищенно прошептала Наденька, – я тоже хотела бы посетить эти благословенные места… Как своеобразны
