с трудом заставила себя отвлечься от прошлого, и твердо посмотрела в холодные глаза опекуна.
– Вы уверены, что в ремонте нет необходимости? Это ведь не вам приходится жить в окружении… старых вещей.
Я в последний момент заменила слово рухлядь на более нейтральное, и обвела рукой плотно заставленный кабинет.
– Половину из которых, между прочим, давно пора выкинуть. И вообще, я могу сама решить, что мне делать.
– Не можешь, – процедил опекун, заставив меня поперхнуться от возмущения.
– Что?
– Ты вольна распоряжаться только ежемесячной суммой содержания, и не более того. На любые крупные траты необходимо согласие опекуна, а я его не дам.
– Но почему?
– Потому что это неразумно.
Да что ж такое-то! Я с трудом сдержала рвущиеся с языка ругательства.
– И какова сумма моего содержания? – постаравшись взять себя в руки, невинно поинтересовалась у опекуна.
– Двести ронов, – ответил тот, и поднялся из-за стола.
На идеально отглаженном костюме не осталось ни одного залома, ни единой складочки. Темно-синее, почти черное сукно плотно облегало прямые плечи и ровную спину, длинный ряд застегнутых пуговиц придавал сюртуку форменный вид.
– Тебе пора отдыхать, – сухо произнес Давенпорт.
Он подошел ко мне, взялся за спинку кресла и покатил его к дверям.
– Но мы не договорили!
– Разговор окончен, Изабелла, – твердо произнес опекун и выкатил кресло в коридор. – И возвращаться к нему мы не будем.
– Получается, мое мнение ничего не значит? – тихо спросила я, хотя больше всего на свете мне хотелось громко выругаться и послать Давенпорта по известному каждому русскому человеку маршруту.
– Белла, ты слишком юна и неопытна, и совсем не представляешь тягот жизни, – голос опекуна зазвучал чуть мягче. – Поверь, я знаю, что для тебя будет лучше.
Ну-ну. Значит, сиди, девочка, и не рыпайся, взрослый дядя все за тебя решит. Что ж, это он зря. Я не Белла. И не собираюсь покорно подчиняться чужой воле.
– Сколько мне осталось до совершеннолетия?
Я сжала подлокотники кресла, уговаривая себя не заводиться.
– Три года.
– Так долго?!
Я все-таки выругалась на великом и могучем. Да что ж такое-то! Столько я точно не выдержу!
– Что ты сказала? – переспросил Давенпорт и остановился.
– Не обращайте внимания. Старый диалект. Скажите, а сколько мне сейчас?
– Ты действительно не помнишь? – в глазах опекуна мелькнуло сомнение. – Месяц назад исполнилось семнадцать.
Кошмар. Совсем ребенок. Глупый, как думает Давенпорт, и капризный ребенок. И что теперь делать? При всем желании мне не удастся долго притворяться
