долго не открывал глаз. Кто-то суетился над ним, и вот уже мужские голоса сменились женскими, а тишина зелёного сада – сначала гулом автомобиля, а потом шумом и холодом больницы, но он не открывал. Открыл только тогда, когда наконец-то ощутил кончики своих пальцев. Как же прекрасны эти ощущения!
– Вам больно? – спросил врач, висевший над ним, как погремушка над люлькой. Говорить ещё не получалось.
– Сейчас, сейчас! – врач достал шприц, выдавил из него воздух, и Игнат почувствовал наркоз. Это точно был наркоз, а не смерть или обморок, вызванный изнеможением и голодом. Всё-таки есть тонкие различия между погружениями в сон.
Когда Игнат пришёл в себя, он покачал головой из стороны в сторону и почувствовал боль и счастье одновременно. Руки ещё поддавались слабо, ноги тоже, но ощущение жизни в них было. Просто слабость. Медсестра подала ему воды.
– Пейте, трудно?
Он покачал головой, мол, нет. Но всё-таки поперхнулся.
– Вы, наверное, очень голодны. Сегодня я попробую покормить вас супом, – она поправляла подушку, одеяло, снова налила воды в стаканчик и оставила его на тумбе. – О диагнозе потом. Завтра утром придёт врач и всё вам расскажет. А я просто облегчу вам пребывание в больнице, – она была болтлива.
«Как мама», – подумал Игнат и тут же обратил внимание на горящие чёрные глаза медсестры – они напомнили ему Любушку.
– Я знаю вас, – медсестра прервала его размышления, – вы наш художник-декоратор. Вы очень талантливый, и, хотя я ничего не понимаю в творчестве, мне нравится смотреть на ваши работы. На ваши декорации… поверьте, даже больше, чем на сам спектакль!
Она улыбнулась. Ей было лет тридцать, морщины прошивали лицо, но юность ещё полноправно жила в её голосе, разговоре, в её характере и настроении. Медсестра села на край его койки, стыдливо опустила глаза и тихо сказала:
– Игнат Васильевич, мне неловко, но обещайте, что, когда поправитесь, научите меня рисовать. Знаете ли, мечта детства!
Он кивнул глазами.
– А вы обязательно поправитесь! Потому что операция прошла успешно!
Игнат выдохнул один звук, потом второй, она оставалась рядом и слушала. Чёрные кудряшки выныривали из-под белой шапочки. Он собрал все силы и прошептал на одном дыхании:
– А жизнь… – перевёл дух. – Прошла… – опять. – Успешно?
Медсестра улыбнулась и подскочила:
– Этого я не могу сказать вам, я вас плохо знаю. Но пока вы меня ни разу не обидели, – она подмигнула ему, – и жизнь ваша продолжается!
Игнат улыбнулся. По его солнечным морщинам из левого глаза побежала слеза и холодно коснулась уха.
Медсестра встала рядом с койкой, красивая и высокая. Улыбнулась со всей своей добротой и сказала:
– Меня, кстати, Настей зовут.
Воскресший город
Могут ли предметы мыслить и чувствовать? С рождения они познают
