чтобы совершать продолжительные прогулки, и достаточно ловкой, чтобы перепрыгивать с камня на камень. Все забывается, и моя бабушка запамятовала, что Дениза уже потеряла меня однажды и после этого случая не всегда была в здравом рассудке.
И вот мы бредем по полям и лугам. Было лето. Широкое русло Дарденны превратилось в мелкие лужицы и узкие дрожащие ручейки. Мы легко смогли перейти ее в первом же выбранном наугад месте, не замочив обуви; потом мы проследовали между оливковыми деревьями, между соснами, по ухабистым дорогам и наконец, в полном здравии, оказались на маленькой отлогой площадке и подошли к полуразрушенной церкви нашего прихода.
Проделав пешком весь этот путь, считавшийся весьма утомительным, я была вне себя от радости и гордости, но при виде деревни вдруг испытала огромное удивление и безотчетный страх. Половина домов оказалась разрушенной, а остальные строения были заперты, и уже давно. Виноградная лоза и плющ обвили окна и двери, и для того, чтобы войти в эти дома, пришлось бы обрезать эти растения серпом. На улице не было ни телег, ни животных, ни людей.
Когда я сказала об этом Денизе, она ответила, что это заброшенная деревня – в ней осталось всего пять жителей, вместе с мэром, кюре и полевым сторожем. А поскольку в тот день мэр был в Тулоне, а полевой сторож заболел, кюре служил мессу один в пустой церкви. Впрочем, сказав «один», я ошиблась: ему прислуживал дьякон, высокий парень, такой же сухопарый и желтый, как и кюре; это был не кто иной, как мсье Фрюманс Костель, его племянник.
Пустая церковь и заброшенная деревня произвели на меня большое впечатление, а поскольку я не была набожной (в отличие от Денизы, которая была слишком уж религиозна и из-за этого частенько меня раздражала), то во время мессы непрерывно размышляла о романтических или ужасных событиях, в результате которых, вероятно, Помме осталась без жителей. Может быть, эту местность опустошила чума, свирепствовавшая когда-то в наших краях? Мне говорили об этом, но я имела весьма смутное представление о датах. А вдруг всему причиной волки, воры или проклятие какой-нибудь колдуньи? Мой мозг работал так усердно, что я испугалась, и мои глаза стали искать на пороге церкви какое-нибудь чудище. Высокая трава, черные гирлянды сассапарили, свисавшие с выщербленной аркады, слегка шевелились на ветру, вызывая у меня дрожь.
К счастью, месса длилась недолго. Вскоре кюре отвел нас к себе домой, и я испытала одновременно разочарование и облегчение, когда он сказал мне, что со времен сарацин эту деревню не захватывали, не грабили, не жгли, что люди не были убиты нападавшими или съедены волками. Она опустела потому, что местность становилась все менее плодородной, а пути сообщения были в плохом состоянии, и молодежь переселилась на берег моря, где, со вздохом говорил кюре, есть работа для всех. Старики со временем умерли. Небольшое количество плодородных земель, принадлежавших отсутствующим, взял в аренду пятый житель, честный крестьянин-вдовец, который вместе
