видя, что его дядюшка все еще немного хромает, славный юноша решил проводить его до брода, но слишком застенчив, чтобы явиться в замок, не будучи приглашенным.
– Нужно послать за ним! – воскликнула бабушка. – Я поручу это Мишелю.
И добавила, многозначительно глядя на меня:
– Мсье Фрюманс прекрасно вел себя с моей внучкой, а Люсьену нельзя назвать неблагодарной.
Я разгадала упрек и более из гордости, чем по доброте душевной, попросила разрешения пойти вместе с Мишелем, чтобы передать мсье Фрюмансу бабушкино приглашение.
– Да, девочка моя, это будет правильно, – сказала бабушка, целуя меня. – Ступайте. Мы не будем садиться за стол – подождем мсье Фрюманса; господин же кюре получит аванс, ведь он, наверное, очень голоден.
Я ушла со слугой. В пятидесяти шагах от дома мы увидели мсье Фрюманса – он удил рыбу, держа на коленях книгу. Племянник кюре снял пиджак и сидел в порванной белой рубахе. Однако в таком одеянии он показался мне менее отвратительным, чем когда на нем был пиджак с грязным воротом, и я исполнила поручение бабушки довольно любезно. Сначала казалось, будто Фрюманс недоволен тем, что его побеспокоили, но, зная, что его ждут, он отдал Мишелю пойманных рыбешек и протянул мне руку, собираясь подняться в замок. Эта рука, которой он только что брал рыбу, мне вовсе не нравилась. Я ответила, что мне не нужна помощь, и, чтобы доказать это, побежала вперед резво, как козленок.
Поскольку время от времени я оборачивалась, чтобы убедиться в том, что Фрюманс идет за мной, я каждый раз встречала его взгляд, устремленный на меня с наивным восхищением, а затем услышала, как он говорит слуге:
– Что за ребенок! Никогда не видел более красивой и очаровательной особы.
Бедняга Фрюманс! Мне он казался уродливым и противным, и я с трудом скрывала это от него, в то время как я сама казалась ему милейшим созданием на земле!
Не знаю, благородство ли его сердца заставило меня покраснеть, а может быть, мне польстило восхищение, которое я внушала Фрюмансу, но мне вдруг стало казаться, что он вовсе не животное, и, может быть, инстинктивно, я демонстрировала ему легкость своего бега и грациозность движений. Теперь я могу признаться в этом без стыда. Позже я поняла: все дети слегка кривляки; они упиваются похвалами, как дикари.
VI
Во время моего отсутствия кюре, отдавая должное авансу в виде обеда, расхваливал перед бабушкой благородство и прочие редкие качества своего приемного племянника. По его словам, Фрюманс был кладезем премудрости, ангелом скромности и самоотверженности. Намного позже я поняла, что кюре ничуть не преувеличивал. Моя бабушка, воплощение милосердия и заботливости, вознамерилась помочь Фрюмансу найти способ употреблять свободное время для улучшения жизни его дядюшки, но мсье Костель стал умолять ее ничего не предпринимать.
– Даже не говорите о том, чтобы нас разлучить, – сказал он ей. – Мы с Фрюмансом счастливы в нашем нынешнем положении. Бедность беспокоила меня настолько, что я начал думать: настанет день,
