а его отвязала, схватила бы на руки и утащила домой… А он бы держался за ее шею и ревел… Он шмыгнул носом.
Хозяин соседней повозки поочередно стаскивал мелких пленников на землю и предъявлял волшебникам. Те начинали разглядывать, тыкали иголочкой в палец – дети взвизгивали – и капали кровью на черное стеклышко в странной железной книжке. Потом детей забирали слуги, совали в рот какие-то сладости, а в руки – игрушки. Его затошнило. Зачем спокойным людям замурзанные дети, которые даже своим родителям не нужны, раз они их продают? Голова болела все сильнее.
Соседская телега, опустев, уехала прочь. Мужик встал на колени и ткнулся лбом в землю. А когда ему велели встать, лоб так и остался пыльным. Мужик снял с шеи и протянул слугам волшебников жетон. Потом и вытащил из телеги сидевшего впереди мальчишку. Второй была девочка, маленькая, ей проткнули иголкой крошечный пальчик, а она даже не заплакала, только замерла, как птичка. Ее забрали – служанка в белом подняла на руки и унесла. Он хоть разглядел, куда – в самую большую из серебристых капель. Зачем волшебникам чужие дети… А если они их… едят?
Одна из малых серебристых капель вздрогнула и плавно-плавно начала подниматься. Поднялась, развернулась – и вдруг стремительно, быстрее птицы, понеслась высоко в небо, высоко-высоко, выше низкого солнца… И исчезла в синеве.
Хозяин отвязывал мальчишку рядом. Тот ничего, не ревел, тоже смотрел, куда улетела серебристая капля. Сам протянул руку, чтоб укололи. Волшебники что-то отметили на жетоне хозяина, а мальчишку увели, наговаривая успокаивающе.
Внутри все остыло. Он заметил, что волшебники на него смотрят пристально, не как на других. Сблизив головы, тихо перебросились словами. И все стали смотреть только на него. Его даже из телеги не стали вытаскивать, ухватили за руку и ткнули в палец остренькой штучкой. Выдавили капельку крови, мазнули пальцем по черному окошечку в железной книжке. Та тихо заурчала. И вдруг пиликнула. Ни у кого не пиликала. Спокойные склонились над плашкой. Мужик попятился. Что значит это пиликанье – плохая кровь?
Его снова схватили за руку, выбрали палец и стали протирать его холодной и вонючей жидкостью, снова ткнули острым, и это было куда больнее, чем в первый раз. Мазнули кровью по чистому черному окошечку. Книжка заурчала. Все молчали. И она не стала пиликать – она взвизгнула! А черное окошечко вдруг вспыхнуло золотыми буковками, буковки побежали быстро-быстро, живые какие! Все они, склонившись друг к другу, заговорили. Один спокойный что-то громко непонятно сказал. Мужик упал на колени и, прижимая руки к груди, в чем-то каялся, тыкаясь лбом в пыль. А его самого слуги в белом поманили к себе, и он закопошился в сене, выбираясь. Когда встал, осторожно сняли и поставили на землю.
Около мужика появились стражники, а перед ним присел откуда-то подошедший другой волшебник, которому все слегка поклонились. Стало стыдно, что весь в сене, штаны мокрые и воняют младенческой мочой. И задница чешется
