на каблуках и решительно уходит обратно.
Федя грустно смотрит ему вслед.
– Приплыли. Ну иди, получай свою порцию пистонов. Я – следующий.
Сотрудники редакции сочувственно смотрят на них.
– И за мной очередь не занимать! – говорит им Федя, садясь на свое рабочее место. – Я, видимо, туда надолго.
– Ну почему вот так? Почему вот так каждый раз происходит? – думала Катя, глядя на то, как Палыч расхаживает перед ней по своему кабинету и что-то громко и горячо говорит.
Говорит что-то важное и, видимо, очень серьезное для него самого. Говорит, наверное, о значимости каждого номера для каждого сотрудника редакции, о персональной ответственности каждого, о недопустимости вранья, лжи и непрофессионализма в работе. Но что конкретно говорит – Катя не слышит.
Слова главреда горошинами отскакивают от прозрачной поверхности непроницаемого стеклянного колпака, которым Катя каждый раз мысленного себя накрывала, когда попадала в подобную неприятную ей ситуацию. Она видела, но не слышала, что ей говорят и потому не могла понимать, что конкретно происходит извне. Зато при этом она не чувствовала ничего, никаких негативных эмоций, исходящих от людей по ту сторону ее стеклянного защитного поля. Многолетняя привычка так себя закрывать от окружающей жизни стала для нее настолько обычным делом, что защитный стеклянный колпак опускался над ней автоматически каждый раз, как только она хотела уединиться в толпе, или предчувствовала что-то нехорошее или встречала неприятного ей человека. Как будто исчезала из поля видимости. Или выпадала в астрал – говорил Федя. Отчасти так оно и было.
– Ты понимаешь, к чему я веду?
Палыч остановился напротив Кати и замер, глядя ей в глаза. От внезапной тишины та вдруг очнулась и согласно кивнула головой.
– Конечно. Вы меня уволите.
Палыч замер, затем потер переносицу, горестно вздохнул.
– Сядь, Кудряшова. В ногах правды нет – это, во-первых. А, во-вторых – ты хоть что-нибудь слышала из того, что я сейчас сказал?
Катя послушно села и снова кивнула головой, как примерная ученица.
– Конечно. Я все слышала. Вы говорили об ответственности.
Палыч сел за стол и протянул ей несколько листов.
– В, общем, так. Читай, подписывай, получай командировочные. На Миланскую Неделю моды поедешь ты. Вопрос уже решенный, согласован с дирекцией.
– Что???
– Твои фоторепортажи раз от раза становятся лучше. А последний, с открытия кинофестиваля, так потряс наших спонсоров, что они прислали генеральному благодарственное письмо и вдвое увеличили объем рекламы на следующий год.
– Не понимаю…
– А чего тут понимать. Выздоравливай, приводи себя в порядок, изданию не должно быть стыдно за своего представителя. Улавливаешь мою мысль? И через неделю летишь в Милан. И чтоб никаких там… поняла? Этих своих закидонов и выкидонов. Работаешь вместе со всеми, в одном пуле, к знаменитостям под юбки
