развернулись и направились к обозу, вокруг которого суетились обеспокоенные люди. Я побрела следом, подобрав флягу и так и не бросив спасительного котелка. Больше всего мне хотелось провалиться сквозь землю.
Левое плечо разгоралось. Я недоуменно опустила глаза и почувствовала, как земля плавно поплыла из-под ног – на мокром вышитом рукаве у самого плеча неспешно расплывалось большое багряное пятно. Мамочки-и! Я судорожно сглотнула и зажмурилась – не вижу, не вижу! Голова закружилась от страха – я никогда еще не резала себе ничего, кроме пальца.
Дружинные, похоже, услышали, что я остановилась, и обернулись посмотреть, почему.
Я почувствовала, как сильные мужские руки крепко и осторожно взяли меня за плечи и развернули левым боком к свету обозных костров. Послышался треск рукава.
– Царапина, – заключил голос Лешего. – До свадьбы заживет.
– Ну что ж тебе не сиделось на месте, дочка? – вздохнул Стоян. – Идем. Сейчас все поправим.
Я осторожно приоткрыла глаза и хотела шагнуть за ними, но ноги предательски подкашивались. Вот я трусиха, оказывается… Сокол молча передал лук Стояну и поднял меня на руки. Я была ему благодарна, мне никак не удавалось до конца прийти в себя.
Чуть позже мы сидели с Соколом у костра. Леший с побратимом отправились потолковать с купцом, они не сомневались, кто навел разбойников и придумал коварный план. Наверное, купца даже стоило пожалеть.
Сокол неспешно бинтовал мне предплечье. Порез, и правда, был не слишком глубокий, но чтобы не занести грязь да и меня не пугать его видом лишний раз, дружинный предпочел рану обработать и затянуть. Его руки внезапно остановились, и я впервые за это время повернула к нему голову. Сокол молчаливо и задумчиво разглядывал мою татуировку на руке чуть ниже пореза. Ох, сколько она мне неприятностей принесла в детстве, и не перечислить. Вроде красивое ветвистое дерево размером с пару грецких орехов, но в школе меня из-за нее затравили – все, что было необычным и не принятым в обществе, нещадно высмеивалось. Что же, я виновата, что в детдоме взрослые парни развлекались, накалывая подобные картинки нам, малышам? Вот и Сокол, как мне показалось, был удивлен и весьма озадачен.
– У вас таких не накалывают? – поинтересовалась я.
Лучник словно очнулся и даже чуть тряхнул головой, будто прогоняя наваждение:
– Отчего же. Но я не ведал, что они сохранились и в грядущем.
– Дерево что-то значит?
– Это знак рода, – Сокол оставался немногословным, но у него на переносице залегла задумчивая складка. – И я такой уже видел.
– У нас это просто дерево, – устало отмахнулась я. – Понравилась картинка – набили, и всего-то.
– А кто набивал?
– Да не помню, – я была озабочена предстоящей трепкой и отвечала рассеянно, глядя в огонь. – Говорят, парни в детдоме тренировались на нас, мелкотне. У многих потом
