Далеко в лесу мелькала кольчуга одного из врагов, мудро и своевременно сбежавшего с места сражения, остальные похитители, среди них и Видогост с Невзором, бесформенными куклами валялись вокруг. У меня в желудке некстати заурчало. Значит, выворачивать в кустах не станет. Я, что же, начинаю привыкать к виду резаных ран? И выходит, все закончилось хорошо?
И тут меня, наконец, проняло. Я тихо сползла на землю, уткнулась носом в колени и разревелась. Потому что сколько смелости может храниться в восемнадцатилетней девчонке? Я до полусмерти перепугалась, когда на меня напали разбойники, и когда смотрела на порезанное плечо, и когда поняла, что дружинные не хотят со мной разговаривать, а потом, когда увидела их всех лежащими у дороги и догадалась, что это опять моя вина… А ведь были мгновенья, когда я считала их погибшими, и, пожалуй, то были самые страшные минуты моей жизни… И вот тут я зарыдала сильнее… А потом эти громилы Вадима и невозможность дать деру…
Меня аккуратно поставили на ноги и крепко обняли за плечи. Висок холодил витиеватый золотой оберег, и я догадалась, что это Сокол меня пожалел и он на меня больше не сердится… И я зарыдала практически навзрыд. Слезы лились в два ручья и никак не хотели иссякнуть.
Сердца воинов дрогнули.
– Успокойся, дочка, – участливо попросил Стоян, положив руку мне на плечо. – Все прошло. Все хорошо.
– Не плачь, – Леший потрепал меня по взъерошенной макушке. – Мы же сказали, что не дадим тебя в обиду. Только мы задержались немного, прости…
Его «прости» стало последней каплей.
– Простите меня! Сокол, Стоян, Леший, простите! – зарыдала я. – Я так перед вами виновата! Дура я! Дура-а…
Воины переглянулись. Они, конечно, еще прошлым утром ждали моих извинений, но теперь видели, что меня понесло и закрутило. И с этой истерикой надо что-то делать.
– Пойдем-ка найдем местечко полепше, – деловито предложил побратимам Стоян. – Дождь начинается.
Леший осторожно оторвал меня от Сокола и подхватил на руки – он видел, что сама я в тот момент идти никуда не могла. Я продолжала всхлипывать ему в кожаный, отделанный металлом нагрудник всю дорогу, пока дружинные не отыскали более-менее сухое пространство под тремя раскидистыми соснами и не решили, что переждать непогоду лучше всего именно здесь.
– Лепо вам, братья, – Леший усадил меня где посуше и накинул мне на спину плащ, его глаза смеялись. – Девица наша меня до рубахи промочила слезами своими горючими, впору только замерзнуть от сырости эдакой. Неужто умер у нее кто?
– Так вы же и умерли, – хлюпнула носом я, с удивлением узнавая на себе подарок Аль Абдула. Но плащ же уехал на телеге вместе с оружием дружинных…
– Э, рано хоронишь, дочка, – по-доброму усмехнулся Стоян, присаживаясь рядом и начиная сооружать основу костра. – И не из таких бед выпутывались.
– И догнать вы нас никак не могли, – я с удивлением оглядывала неунывающих воинов, будто впервые их увидела. – Я же только ночью
