погибли много лет назад, пытаясь меня защитить. Думаю о сестре, которая умерла, пытаясь меня спасти. Думаю о Селине, девчонке, которую я любил при жизни и которая меня больше не помнит.
Я никогда не предавал никого из тех, кого любил.
Однако никогда – просто большой отрезок времени, если у тебя впереди целая вечность, чтобы поразмыслить над этим.
– Но он может и поблагодарить вас за это, – говорит Одетта. – Однажды.
Дядя ничего не отвечает.
Одетта
Одетта Вальмонт наслаждалась свистящим ветром, позволяла ему запутать ее темные кудри и растрепать фалды фрака. Она наслаждалась чувством невесомости, когда смотрела на Джексон-сквер внизу, правой рукой держась за холодный металлический шпиль крыши, а левым ботинком покачивая в вечернем воздухе.
– Ох, кажется, снова остались лишь ты и я, n’est-ce pas?[3] – пошутила она, взглянув на металлический крест, нависающий над ней.
Фигура Христа глядела на Одетту свысока с молчаливой задумчивостью.
Одетта вздохнула.
– Не сердись, mon Sauveur[4]. Ты прекрасно знаешь, что я ценю твои советы превыше многих. Нечасто существу вроде меня выпадает честь считать тебя одним из лучших друзей. – Лукавая усмешка появилась на ее губах.
Вероятно, такое фамильярное обращение к Спасителю мира от демона ночи отдавало богохульством. Однако Одетта и впрямь очень нуждалась в совете – теперь как никогда прежде.
– Мне хочется верить, что ты слышишь мои молитвы, – продолжала она. – В конце концов, когда я была жива, я всегда исправно посещала воскресную мессу. – Она поднесла ухо к кресту. – Что-что? – Смех забулькал в ее бледном горле. – Mais oui, bien sur![5] Я так и думала. Ты ведь простил грешников. Конечно, ты бы встретил меня с распростертыми объятиями. – Ее взгляд наполнился теплом. – По этой причине мы и останемся навсегда друзьями, до самого плачевного конца. – Она сделала паузу, словно вслушиваясь в ответ, который предназначался лишь для ее ушей. – Ты слишком добр, – сказала затем она. – Я не стану винить тебя в грехах людей, которые исковеркали твои непорочные слова и великодушные поступки, превратив их в инструмент власти и контроля. – И снова Одетта крутанулась вокруг шпиля крыши. – Прости их, ибо они не ведают, что творят! – пропела она, зажмурив глаза. Порыв ветра ударил ей в лицо.
Одетта взглянула на мир Vieux Carre[6] далеко внизу, и ее взгляд упал на камею, прикрепленную к вороту рубашки, на кремовую брошь из слоновой кости в окружении кроваво-красных рубинов. Ее fetiche[7], который имел сразу два назначения, точно как две стороны ее жизни. Во-первых, камея служила Одетте оберегом, защищающим ее от солнечного света, а во-вторых, хранила воспоминания о далеком прошлом.
Высшее общество Нового Орлеана верило в то, что Одетта Вальмонт не представляет собой ничего, кроме беспечной юной особы, которая любит веселиться в компании своих друзей. Она просто молодая девушка, которая не любит ничего сильнее,
Не так ли?
Мой Спаситель
О, ну разумеется! (
Французский квартал – историческая часть города в Новом Орлеане.
Талисман
