спрашивает внуков, кто они такие и что им здесь надо.
Нет, это был голос другой женщины. Не моей мамы.
Это был голос старой больной женщины.
Голос чужого, незнакомого человека.
А потом телефон зазвонил.
Один раз.
Второй.
Я не хотел, чтобы отец проснулся, и отключил звук.
Телефон умолк, но вибровызов оставался включенным. Вибрации отдавались во всем моем теле. С каждым новым сигналом они становились все настойчивее.
Через какое-то время они прекратились и тут же начались снова.
Я в оцепенении сидел на кушетке, не зная, как мне быть. Когда телефон опять завибрировал, я просто вернулся в постель.
Вскоре я уснул.
В тот день отец ждал меня перед школой. Я не сразу его заметил. К концу уроков там всегда столпотворение. Полицейский со свистком регулировал уличное движение. Джипы, приехавшие за офицерскими детьми, перегородили улицу. Между ними лавировали родители, ехавшие на мопедах. Матери с зонтиками в руках ждали своих детей из младших классов.
Отец стоял на другой стороне улицы, в тени бугенвиллеи. Он помахал мне. Наши глаза встретились. Я протиснулся через толпу ребят и побежал к нему.
– Хочешь полакомиться свежим тростниковым соком? – спросил он, зная, как я люблю этот сок. – Или мороженым?
Мы пошли к лотку с мороженым. Там было всего два сорта: со вкусом зеленого чая и папайи. Как раз те, что мне не нравились.
Отец взял меня за руку и мы отправились в закусочную близ рынка, где сели под пластиковым навесом. По небу неслись тучи, предвещая дождь.
Сок был вкусным: прохладным и не слишком сладким. Я пил его маленькими глоточками, стараясь подольше растянуть удовольствие.
Отец закурил чируту и, глядя на меня, вдруг сказал:
– Я говорил с мамой по телефону.
У меня свело живот, словно кто-то из мальчишек на игровой площадке заехал туда локтем. Боль оказалась настолько сильной, что я наклонился вперед и тихо застонал.
Может, та женщина сообщила отцу, что кто-то звонил с его телефона?
Я не хотел ничего слышать об этой женщине. Ни слова.
– Что с тобой? – встревожился отец.
– Живот чуть-чуть болит, – соврал я. – Ничего страшного.
– Она передает тебе свою любовь.
– Кто?
– Твоя мама.
Я пристально смотрел на отца и пытался прочитать у него по глазам. Казалось, достаточно подольше всмотреться в них – и я увижу, что́ у него в душе. С моей стороны это было невежливо, но я не мог удержаться. Отец не отводил глаз. И вдруг во взгляде его что-то дрогнуло. Отец поднял брови и наморщил лоб.
– Что с тобой? – спросил он.
В его голосе слышалось удивление. Или то было замешательство? Может, шаткость, поскольку он врал?
Раскаты грома заставили меня вздрогнуть. Следом хлынул дождь.
– Я спросил, что с тобой?
– Ничего.
– Тогда почему ты на меня так смотришь?
