Михайловича, – прибавляет курьер, и мне еще больше становится не по себе – к тому же Писигин еще и не Константин Михайлович. Однако эта мгновенная досада на себя тут же сменяется законной за себя же гордостью: Валентина-то Ивановна! Угадал! Угадал? Что ты, бабка Угадка какая-нибудь? Ты не бабка Угадка, ты медиум, старик, граф Калиостро! Дедуктивный метод Шерлока Холмса, помноженный на интуицию майора Пронина, дает потрясающие результаты! Решил, что ее зовут Валентина Ивановна, и вот, нате вам, пожалуйста, – Валентина Ивановна! А что такое Харонов АД? Нет ничего проще! Ну, например, «Адидас»… Сокрушилин услышал и рванул. Впрочем, это раньше наш человек вот так мог рвануть за «адидасами». («Тот, кто носит “Адидас”, завтра Родину продаст», – любил, помнится, говаривать Гера, а сам, гад, в них красовался… Кроссовался, ха-ха!) Да нет, это я так про «Адидас» сказал, для примера, но, надеюсь, ты теперь понял, что за тем Хароновым адом стоит совсем не то, что мы имели в виду?
– Букет? Мне? – От удивления глаза Валентины Ивановны округляются.
– Ва-ам! – мотает головой Харон.
– Интересно, по какому поводу? – задумывается она и восклицает вдруг звонко и радостно: – Ах, ну да… Как же я забыла, сегодня же восьмое марта!
А как я мог забыть? И никому из своих женщин не подарил цветы: ни Женьке, ни Алиске, ни Даше… И маме, главное, маме, это ее самый любимый праздник! Я растерянно смотрю в растерянные глаза того, кого я считал Писигиным – тоже никого не поздравил? – перевожу взгляд на окно и вижу, что там не весна, а осень, и понимаю, что сегодня не восьмое марта, а какое-то ноября… И тот, кто не Писигин, тоже смотрит в окно… А Валентина Ивановна смеется, видя, что мы поверили, но не так, как недавно, когда я назвал не Писигина Писигиным, а иным, воркующим голубиным смехом, и, смеясь так, плавной походкой выходит из кабинета, вновь оставляя нас вдвоем с этим маленьким серым человечком, с этим Неписигиным. Он смотрит на меня, показывая всем своим видом, что больше шутить не намерен.
– У вас есть жена?
От этого вопроса мне становится просто смешно: если у меня есть дочь, то, наверное, есть и жена?
– Есть, – отвечаю я, с трудом скрывая усмешку.
Кто-то звонит. Даша? Неужели снова Даша? Если он снова ей нахамит, я не знаю, что с ним сделаю! Даша, я вижу по его лицу – Даша!
– Нет здесь никакого Агаджанова!
Нет, кажется, не Даша…
– Нет, не прачечная!
А он тоже не знает, как надо отвечать, когда прачечную спрашивают?
Вам лучше не знать, что это!
А я знаю – это прокуратура.
Смотрит на меня.
– У нас с прачечной номера похожи. А директор там Агаджанов. Звонят все время.
Спасибо за объяснение. Значит, и в первый раз не Даша звонила, и я очень рад, что не Даша… А в том, что я услышал ее голос, нет ничего странного, это для меня еще одно доказательство моей любви.
– Я хочу в туалет. – Это ты сказал? – Это я сказал. А что, нельзя? Хочу, давно хочу, но то стесняюсь спросить, то забываю.
– В
