какая, поливом надо заниматься, да ворон гонять, а не то арбузы с дынями не уродятся. Тогда совсем разорюсь.
– Это хорошо, что тебя застал. Хотел рассказать, что у нас тут твориться-то в деревне.
– Эх, дед. У нас много чего творится в деревне. На все рассказы ушей не хватит. Да и времени у меня нет. Приехал пообедать да за работу опять.
– Да я немного скажу тебе, Гаврилыч. А кому ещё рассказывать как не тебе.
– Дед, может, до вечера потерпят рассказы твои? Люди у меня наёмные на поле сейчас обедают и отдыхают. Если задержусь, то и работа вся встанет. Они ведь без меня не начнут.
– Валентин, да постой ты, – просил дед. – Пять минут, выслушай.
– Эх, дед, что ж с тобой поделаешь, давай свой рассказ, да побыстрей. Не затягивай, – и фермер сел на лавку. И дед, опять же кряхтя, уселся рядом.
– Слышал уж, наверно, про кражи-то в деревне, скот воруют.
– Да, слышал. Частенько уж стали воровать. Я в своём дворе и собак завёл, у каждого забора по будке. И фонари во дворе у меня по ночам горят. Ежели что случится, то собаки почуют, загавкают. И по свету воры не полезут, я думаю.
– Это хорошо ты придумал, Гаврилыч. К тебе, може, и не полезут воры, а вот к пожилым людям лезут.
– Опять шо ли у кого чего украли?
– Да, опять украли. На сей раз у бабы Любавы покрали всё. И корову увели, и курей своровали. Оставили бабку помирать голодной смертью. Вот и не выдержала старая, – вздохнул дед Арсений.
– А ты почём знаешь, что украли? И как это не выдержала? Померла что ль?
– Да с утра слух по деревне пошёл, что у Любы украли животину. Вот я и решил навестить старую, поговорить с нею. У меня у самого свинью мою, Фроську, месяц назад своровали. Так я чуть было сердцем не тронулся. Два дня лежал, да переживал сильно, да давлением мучился. А у неё вон чего! Почти всю животинушку увели. Да чего там! Коровы, куры… Даже кошку с котятами, и то убили! Вот, окаянные!
– Да с чего ты взял-то, дед? Что кошку убили? Она тебе рассказала? Может, у них мор кошачий?
– Да не, Гаврилыч. Правду тебе говорю. Истинную. Зашёл к ней во двор, а она мёртвая лежит. В сарае своём. И кошка мёртвая, и котята привязаны к булыжнику да в ведре потоплены.
– Да ты что, Арсений! Неужто правду говоришь?
– Истинную, Гаврилыч, истинную правду говорю. Баба Люба лежит там, окоченела уж вся. Надо бы похоронить её по-человечьи. Не как же скотину её оставлять-то, крысам на съеденье.
Валентин Гаврилович нахмурился.
– Непорядок творится у нас в деревне, ой непорядок. И как вора-то вычислить? А вычислив, руки-то поотрубать надо. А с бабой Любой надо что-то делать. Нехорошо старую так оставлять.
– Да уж, нехорошо. И никому дела до неё нет. Если бы я не пришёл к ней, так и лежала бы она там одна, грызунам на съеденье.
– Да, дела… – вздохнул фермер. – И дочка-то у неё совсем обнаглела. Слышал, что мать она совсем забыла. Не навещала совсем. Надо бы её вызвать сюда. Чтобы
