книг и принялся что-то искать. Со стороны это выглядело довольно-таки необычно – объёмные тома сами собой выпрыгивали с полки и складывались стопкой на столе. Когда ряд опустел, в нише обнаружилась замаскированная под стенку дверца, из которой выскочила объёмистая тетрадь в кожаном переплёте и ненадолго зависнув в воздухе подлетела к Андрею и легла на предусмотрительно протянутые ладони.
…Большую часть обратного пути Андрей и Филиппыч провели в молчании – то и дело косясь друг на друга, покряхтывая и вздыхая, но не решаясь обсудить увиденное. Для них обоих произошедшее стало настоящим откровением. Андрей безостановочно крутил в голове слова, сказанные утром Борисовым: «…в разуме я своём уверен и не собираюсь убеждать себя, что мне всё показалось» и думал, думал… О том, что Толян, похоже, прав и именно столкновение с чем-нибудь необъяснимым, лучше всего говорит о человеческой адекватности мировосприятия. Потому что скептицизм хорош в умеренных дозах, в больших мало чем отличается от религиозного фанатизма. Да, «религия» у скептиков другого порядка: не вера, недоверие. Но как и фанаты разных богов, скептики часто стоят на своём, вопреки всяким доводам разума и логики. Потому-то сомнение, как и убеждённость, в руках одержимых легко превращается в оружие. Потому-то важно соблюдать баланс: слушать, смотреть и оценивать, стараясь быть отстранённым, не прогоняя случившееся через призму привычного или невероятного для него и других людей. Сложно, похоже, будет с этим делом.
В этот момент над их головами низко пролетела какая-то птица и Андрей встрепенулся, отбрасывая задумчивость. Филиппыч прокашлялся и заговорил сипловатым голосом:
– Может, винца по полстаканчика? Не пьянки ради, для успокоения нервов? Иначе не засну. У меня домашнее, старый товарищ из Крыма передал…
Они как раз подошли к задней калитке, выходящей в огород, Андрей положил руку на низенький забор и повернулся к товарищу, собираясь ответить, когда над головой снова раздалось хлопанье крыльев, громкое карканье и неожиданно рядом с ладонью уселся ворон.
– Кар!
Он произнёс этот звук так членораздельно и чётко, будто повторял за человеком, а не каркал, как обычная птица. Огромный, размером побольше курицы, глянцево-чернильный ворон бесстрашно смотрел Андрею в лицо, чуть задрав голову и, словно бы от любопытства, слегка приоткрыв клюв.
– Кар!
– Ты кто такой? – спросил Андрей, поражаясь бесстрашию птицы. – Что тебе надо?
Стоящий чуть позади Филиппыч шумно выдохнул и ответил вместо нахохлившегося вдруг пернатого:
– Бабкин он. Я его видел, когда на стройку в том году ходил посмотреть. А вот что надо… Чёрт знает, что там в этих птичьих мозгах творится?
Реагируя на едкое замечание старика, ворон встрепенулся, недовольно потряс головой, коснулся клювом перьев, охорашиваясь, расправил крылья и, взмахнув ими, очень внятно произнёс, выставляя вперёд четырёхпалую
