как и волосы, а яркое солнце играло своими лучами по ней.
Эдита остановилась и повернулась лицом к смотрящей. Распахнула руки, будто хотела объятий. Продолжала весело улыбаться, глядела в небесную синь.
А после все объяло пламя. Платье тлело в огне, ноги покрывала чернота сажи. Языки огня были настолько яркими, что было больно глазам Фрэмптон.
Её сердце заколотилось в страхе и боли, даже дышать было больно. Меж языков пламени она на секунду смогла увидеть лицо Эдиты – все такая же улыбка. Совсем детская.
А после Маргарита услышала нечеловеческий крик. Он был подобен визгу. Пронзительный, полный нестерпимой боли. Она всегда думала, что так нечеловечески люди могут кричать лишь находясь в Аду.
Крик не останавливался, казалось, раздирал перепонки, забивался в голову.
Зеркало треснуло посредине и два крупных осколка упали на колени Маргариты. Женщина же прижала ладони к ушам, стараясь заглушить вопль. В нем было слишком много боли. Но понимала, что это не возможно. Крик не снаружи её тела, он в её собственной голове.
Эдита потянулась к женщине, будто хотела утешить и обнять. Но замерла испуганно, глядя на два крупных осколка на коленях женщины.
На одном бушевало пламя. Там где зеркало обломилось, сочилось что-то красное. Темно-бардовое, будто это раскаленная кровь.
Девушка перевела взгляд на другой осколок.
Испуганно отшатнулась, едва не упав на пол вместе с табуретом. С того осколка на неё смотрело собственное лицо. Более взрослое, какое-то ожесточенное, но её лицо.
Глаза широко распахнутые, цвет радужки намного темнее цвета, что растекался в радужки девушки сейчас. На потрескавшихся губах жестокая, сухая усмешка. Лицо перепачкано землей, а на голове массивная, казалось бы невыносимо тяжелая корона с крупными красными камнями.
Эдита не могла поверить, что то отображение – это она.
Маргарита резким движением перевернула осколки вверх мутной стороной. Тяжело дышала, лицо было бледно и покрыто испариной, а руки дрожали. Она хмурилась в разочаровании.
– Что это было? Это было колдовство? – едва слышно шепнула Эдита, резко встав со своего табурета.
Она металась по маленькой комнатушке, как собака на привязи. Её платье шуршала, а грудь поднималась в тяжелых вдохах. Она в испуге и нервозности кусала собственные губы едва ли не до крови и заламывала себе пальцы.
Остановилась у окна и оперлась ладонями об подоконник. Низко опустила голову и тяжело выдохнула.
– Прости меня, дитя мое, – подойдя к Эдите и положив ей руку на плечо, шепнула Маргарита. В её голосе была неподдельная печаль, – наверное, я была эгоистична. Человеку не спроста неведомо его будущее.
– Так что? – резко повернувшись, казалось отбросив страх, как-то игриво, насмешливо, спросила Эдита, улыбнувшись. – Что вы видели? Ждет ли меня счастье?
– Прости меня, – улыбнувшись в облегчении, видя,
