начинала узакониваться. Хищники боролись за равноправие во всех ее звеньях, не разбираясь, кто жертва, а кто охотник. Главный враг – человек, оставил природу в покое, отдав должок, вернув, наконец, животным их земли.
Спальные районы многоэтажек уснули вечным сном, убаюкиваемые люльками вьюнов под кронами лиственных рощ. Скоро здания превратятся в зеленые скалы и горные цепи. Никто и не вспомнит, что где-то там, в основании, покоится вымершая цивилизация.
Единичка оставила между людьми барьер, превратив их в единицы измерения. Каждый отдельно, каждый один, каждый одинок. Те, кто рисковал, забывался или не верил в минусовку, погибли первыми. Родственники шарахались друг от друга. Матери отталкивали прочь с колен плачущих детей, тут же падая на них бездыханными телами. Выражение «не тронь его даже пальцем» никогда не было столь актуальным, как тридцать четыре года назад.
Кайл по дороге от Штаба объяснял Нэл, кто такие лапачи. Их держат в Первом Секторе для охраны комиссаров, конвоируемых бригады двушников. Под маскировкой беззащитного двушника они кидаются на группы штабных. Разрезают железными когтями защитные комбинезоны и минусят прикосновениями. Себе стараются оставить одну единицу, то есть один год жизни. В этот последний год лапачи освобождаются от работ у станков первого Сектора и могут провести время, уткнувшись в видеоэкраны рекреационных комнат.
Сутками они пялятся в мониторы. Обычно, разум лапачей не выдерживает концентрации увиденного счастья. Видео прошлого о жизни до Единички минусят остатки их душ. Девять из десяти погибали через несколько недель. Как записали бы врачи минусовой эры причину смерти в эпикриз: «не выдержало сердце».
Сотни ветровых бурь, приходящих с сухими сезонами, иссушили древесину старенькой двери. Легко и хрипло она треснула пополам после удара ногой в тяжелом резиновом бутсе.
– Рудо! У меня вообще-то есть ключ. И поаккуратней здесь. Ничего не трогай.
– Прости, Нэл, привычка обыскивать норы.
Худой парень пригнулся, протискиваясь между торчащих деревяшек. Когда стекло шлема не затемнялось от солнца, Нэл могла разглядеть зеленые глаза Рудо, а волосы его были вьющиеся, коричневого оттенка. Нэл не хотела одевать вторую кожу, но Кайл настоял. Радиацию еще никто не отменял, а до городского острова с норой больше восьмидесяти километров пешком.
– Нэл! Поторапливайся! Бери компьютер и уходим, пока беспилотники не нагрянули.
Рудо осматривался по сторонам, аккуратно заглядывал в комнаты.
– А что это такое на стенах? – уставился он на перечеркнутые столбики штрихов внутри рисунка. Это был круг с идущими из него лучами – треугольниками. Из центра лицо аборигена показывало Рудо язык.
– Календарь Майя.
– Мая? А другие месяцы тебе не нужны?
– Майя – это древняя цивилизация. Они изобрели календарь, ориентируясь по солнцу и планетам, четыре тысячи лет назад. Я читала легенды минусовых. Они верили, что Майя предсказывали конец света.
– Тот,
