в голову, а потом захват за шею и добив коленом? – лениво поинтересовался Меф.
Две минуты назад он закончил стоять на кулаках и теперь валялся на диване, вкушая расслабляющую радость безделья.
Заметив в глазах Евгеши скорбное недоумение, Меф перестал придуриваться.
– Ну уважаю… Мысль-то какая?
– Помнишь, в царе Салтане есть «ткачиха с поварихой с сватьей бабой Бабарихой»?
– Это которые вредят?
– Да. Я вот все время пытаюсь понять. Ткачиха с поварихой понятно, почему завидуют. А сватья баба зачем лезет? Ей-то какая выгода?
Меф закинул босые ноги на спинку дивана и с удовольствием пошевелил пальцами.
– Так жизнь устроена. Кому меньше всех надо, тот больше всех и суется, – предположил он.
Мошкин кивнул, показывая, что принял версию к сведению. Пряча кастет в карман, он выронил кнопочный нож и наклонился, чтобы поднять. Однако нож уже был в руке у Мефа, мгновенно скатившегося с дивана. Что ни говори, а реакция у него была, как у мангуста.
Выщелкнув лезвие, Меф придирчиво осмотрел его. Сталь, конечно, скверненькая, но заточено на славу. Сразу видно: школа Арея. В памяти Мефа ясно прозвучал его твердый голос: «Заводишь цацки – следи за ними».
– Знаешь, я только сейчас от этого освобождаюсь, – сказал Меф задумчиво.
– От чего «от этого»? – не понял Евгеша.
– Ну от постоянного внутреннего напряжения. Раньше, когда мы с Ареем тренировались по восемь часов в сутки, я был как зомби. Встречаешь, например, одноклассника бывшего, болтаешь с ним, а мозги уже просчитывают: ногой в печень, чтоб хоть немного дернулся и масса тела вперед сместилась. Тогда уже уйти из-под удара не успеет, если мечом рубануть по диагонали…
– Зачем рубануть?
Меф закрыл кнопочный нож и вернул Мошкину.
– Да низачем. Просто теоретически, понимаешь? Мне кассирша в магазине сдачу протягивает, а я прикидываю, как ей запястье сломать. Или Эдька, к примеру, расщедрится, руку в карман сунет денег дать, а я соображаю: если бы он, скажем, за пистолетом полез, можно его руку через карман к бедру ножом выкидным прибить или нельзя?
– А со стороны ты вроде почти нормальный был, – испуганно произнес Евгеша.
– Угу, – согласился Меф. – Со стороны. Главное, что теперь я от этого освобождаюсь. У меня сейчас новый принцип: «Не делай другим того, чего не хочешь себе. Даже не мысли об этом, и ничего не случится».
Мошкин понимающе улыбнулся.
– Даф? – спросил он.
– Даф, – признал Меф.
– То-то я вижу, что светлая пропаганда!
– Какая уж тут пропаганда! Тебе говорят: не пей из унитаза и не станешь козленком! А ты отвечаешь: «Отвали, пропагандист! Откуда хочу – оттуда пью!» Ну и пей себе, если неймется…
– Все равно не понимаю эту философию про «не хочешь – не делай»! – заупрямился Мошкин.
– А тут и философии никакой нет. Одна сплошная практика. Ты должен перестать
