они не отвечали. Они никогда не отвечали. Не было смысла спрашивать… но я иногда все же спрашивала, чтобы услышать собственный голос. – Она замолчала. – Странно разговаривать так. Я целые дни вообще ничего не говорила.
– А они говорили с вами, синьорина?
– Они давали приказы.
– Какие?
– Забрать еду. Выставить… парашу… – Она осеклась, затем сказала: – В этой комнате все это так дико звучит…
Она обвела взглядом благородные книжные шкафы, возвышавшиеся до самого потолка, обитые шелком кресла, бледный китайский ковер на мраморном полу. Каждая комната в этом доме была полна непринужденной атмосферы благополучия, старинных вещей, стоявших тут десятилетиями, сокровищ, уже воспринимаемых как должное. За свою карьеру жокея она, наверное, не раз жила в бедных комнатенках, но сейчас она взирала на свои корни, как я понимал, свежим взглядом.
– В палатке, – сказала она покорно, – был кусок пенополиуретана, на котором я спала, и еще кусок поменьше, вместо подушки. Там еще была параша… обыкновенная бадья, как в конюшнях. Больше ничего. – Она помолчала. – С одной стороны палатки была «молния». Она открывалась только на пятнадцать сантиметров… выше она была заклинена. Они говорили мне, когда ее расстегнуть, и я находила там еду…
– Вы могли видеть из палатки комнату? – спросил Пучинелли.
Она покачала головой.
– За «молнией» была еще одна палатка… но слегка провисшая вроде бы… в смысле, установленная не так, как другая палатка для жилья… – Она помолчала. – Они велели мне и не пытаться проникнуть в нее. – Снова молчание. – Еда всегда стояла так, что я легко могла ее достать. Прямо за «молнией».
– Что за еда? – спросил Ченчи, глубоко встревоженный.
– Макароны. – Молчание. – Иногда горячие, иногда холодные. С подливой. Думаю, консервированные. Короче, – устало сказала она, – их приносили два раза в день. И со второй порцией обычно бывали снотворные таблетки.
Ченчи было негодующе выкрикнул что-то, но Алисия сказала:
– Мне было все равно. Я просто глотала их… все лучше, чем бодрствовать.
Повисло молчание. Затем Пучинелли сказал:
– Вы слышали что-нибудь, что могло бы помочь нам обнаружить, где вас держали?
– Слышала? – Она рассеянно посмотрела на него. – Только музыку.
– Какую?
– Ох… записи. Запись, все время одну и туже.
– Что это была за музыка?
– Верди. Оркестровые произведения, без голоса. Три четверти пленки – Верди, затем поп-музыка. И тоже без пения.
– Вы можете записать все музыкальные фрагменты по порядку?
Она слегка удивленно посмотрела на него, но ответила:
– Да, наверное. Я знаю все названия.
– Если вы сделаете это сегодня, я пришлю человека за списком.
– Хорошо.
– Вам что-нибудь еще приходит в голову?
Она
