– положить конец слуху, если он не несет под собой фактической основы, а в случае ее существования попытаться стать полезным официальным органам в разработке необходимых мероприятий.
Бельский сильно сомневался в искренности женщины-попутчицы в части ее последних слов об источнике сведений. Это сомнение было результатом его пристального наблюдения, как профессионала, за глазами, мимикой, интонациями рассказчицы. Кроме того, ни один из тех, от кого он в тот день услышал историю, ни слова не упомянул о задержании работника почты. Хотя на следующий же день такие слухи появились – ну, это уже понятно.
Александр начал с сотрудников кафедры и врачей. Выяснить, кто услышал о письме раньше всех, было нетрудно. Это была молоденькая, симпатичная Верочка, как все ее звали, врач-психиатр, проходившая интернатуру на базе их клиники. Она узнала о Н.С. накануне вечером и даже назвала точное время – 17.30., но признаваться, от кого, не хотела. На всякий случай Бельский отметил про себя еще одного врача – ассистента кафедры, респектабельного Сергея Михайловича, который стал обладателем информации чуть позже Верочки – около семи часов вечера. И сразу сказал, что сообщила ему об этом жена, придя с работы. Остальные узнали утром уже от них – Верочки и Сергея Михайловича.
В добавление ко всем прочим достоинствам Бельский был скромным человеком, и все же это не мешало ему сознавать свои коммуникативные способности, умение располагать к себе, и потому он твердо решил не отступать от Верочки. Им ни разу еще не приходилось беседовать лично. Раскалывать твердые и свежие орешки ему отнюдь не претило, а, скорее, было его профессиональным интересом и долгом, в данном случае – еще и гражданским.
* * *
На первом листе, как на обложке, стояла крупная цифра «3». Как поняли ребята, она, скорее всего, обозначала третью по счету записную книжку ее хозяина или, как они условно его называли, Руководителя. А по смыслу написанного в ней они поняли, что книжка эта последняя. Кроме титульного листа в ней было еще четыре, исписанных знакомым стремительным почерком справа налево. Нумерации листов не было.
«Я теряюсь в догадках. На табло: 182/27. Заниматься писаниной теряю интерес. Удивительно, что мы еще существуем. Нет никакого желания восстанавливать свои утраченные записи. Сумасшедший Лон, когда я уговаривал его загерметизировать меня в Кабине, неожиданно схватил с панели блокнот и стал рвать его в клочья. Я не смел к нему приблизиться. Он напоминал разъяренного зверя: рычал, плевался. Крики мои не действовали на него…
Ладно. Хорошо хоть, что не технический журнал стал объектом его ярости. Но самое ужасное началось дальше.
Когда он доконал мой второй блокнот, его обрывки он бросил на шлюз – я своими глазами видел, как они упали прямо на клапан. Успокоившегося Лона я уже без риска для себя вытолкал из Кабины на Площадку. И хотя герметизации не было, а блочное устройство с фильтрами было отключено, ни одного обрывка
