Самый верный признак грядущей засухи! И пятка у меня всё время зудит – это уж точно, сушь донимает.
Я рассмеялся.
– Зря хохочешь. Моя пятка – лучше барометра. Только вот мне, может, удар придётся скоро держать.
– Ты о чём?
– Увидишь. Давай лучше на боковую, поздно уже.
– Ты же обещал рассказать о тайне этого сада!
– Да что там, – он прислушался к стрекоту насекомых. – Долго рассказывать. Это уж в другой раз, а то и до утра времени не хватит. Тайна великая тут, тайна!
И вот я проснулся, вспоминая, как Шиндяй залил угли, и, внимательно присмотревшись, потушил носком сапога последние тёмно-красные искорки, и ушёл.
Я умылся в бочке, и пошёл, покачиваясь, к бабе Наде – я почти каждое утро брал у неё молоко. В первый день предложил денег – обиделась, но мы условились, что за молоко буду выполнять её поручения по хозяйству.
– Миша, как хорошо! – она вешала бельё на веревку, растянутую между стволами деревьев. – Сегодня Шурик из райцентра должен приехать, к конторе лесничества. Знаешь ведь где? Да и не ошибёшься! В центре посёлка, там и табличка видит, две ели высоченные ещё, они у нас тут одни такие, голубые, любимицы моего отца были. Магазин-то у нас давно закрыт, невыгодно никому его содержать, так что продукты нам Шурик и возит. Купи, значит, – она ушла в дом, вернулась с банкой молока. – У меня что-то и записать негде. У тебя есть?
Я достал из кармана телефон:
– Вот как у вас всё просто-то, у городских! Ну, значит, пиши…
Через пару минут я уже шагал с выданной мне старой советской авоськой по широкой песчаной дороге в сторону центра посёлка. Контору лесничества и высокие ели я видел раньше, просто не обращал внимания. Рядом со входом стоял видевший виды «пирожок» – тот самый, на котором я добирался сюда из райцентра, у открытых задних дверок толпились люди, но их никто не обслуживал. Ещё трое склонились у капота, я подошёл. Фары старого «москвича» смотрели безжизненно и как-то грустно, словно бы машина вопрошала, когда же её, наконец, перестанут гонять по разбитым дорогам и отправят на покой?
Я поздоровался.
– Да говорю ж – хана патрубку! Это из него так хлещет этот, розововый, как его антишлюз, или анти… В общем, доездился, Шурик! – говорил один бодрый старичок.
– Да иди ты, причём здесь, – Шиндяй склонился над капотом, трико приспутились, я видел оголённую поясницу и зад. Было в этом что-то комичное, хотя водителю Шурику – он стоял за ним, было не до смеха.
– Я тебе говорю! Знаешь, сколько у меня таких машин было! – не унимался всё старик с высоким, как у святого на иконах, лбом и жидкой бородкой. Одет он был не по погоде тепло. Заметив меня, он осмотрел с головы до ног и присвистнул. – А, это и есть наш московский гость! Надо же, какой орёл к нам залетел!
Старик протянул мне испачканную в липкой машинной жидкости ладонь. Я нехотя пожал и не знал, обо что
