под дворцом?
– Но десять тысяч слитков… Я не знал, что на свете столько есть!
– Когда Байдур станет приносить клятву, будь вежлив, – с усталой улыбкой проговорила Дорегене. – Он богаче тебя.
– А как же Бату? Раз тайники опустеют, что он пожелает в обмен на свою драгоценную клятву?
Регентша прочла усмешку в лице сына и нахмурилась.
– С ним ты тоже станешь держаться достойно. По твоим глазам, сынок, он не должен прочесть ничего. Хан не показывает людишкам, что они ничего для него не значат.
Гуюк не сводил с нее взгляд, и Дорегене вздохнула.
– Мы обменивались письмами через ямщиков. Я сообщила, что Байдур обещал дать тебе клятву, и Бату не смог отказать. Представь, я ничего ему не должна. Я лишь сберегла его гордость.
– Гордости у него предостаточно, только это неважно. С удовольствием унижу его перед всем народом.
Разом потеряв терпение, Дорегене воздела глаза к потолку. Ну сколько раз ей нужно объяснять, чтобы сын понял?
– Если так поступишь, получишь в подданные врага. – Дорегене положила руку сыну на плечо, не позволяя отвернуться. – Ты должен понимать это, если не думаешь, что я правила Каракорумом, полагаясь на одну удачу. Когда станешь ханом, обязательно будешь привечать тех, за кем сила. Если сломишь Бату и оставишь его в живых, он будет ненавидеть тебя до самой смерти. Если унизишь его, он не упустит шанса отомстить.
– Чингисхана такая политика не интересовала, – заявил Гуюк.
– Зато она интересовала твоего отца. Он куда лучше Чингисхана понимал, как управлять народом. Чингис только и умел, что завоевывать. Сформировавшаяся империя при нем покоя не знала бы. А при мне знает. Не отмахивайся от моих советов, Гуюк.
Сын удивленно на нее взглянул. Дорегене правила народом уже более пяти лет, с тех пор как умер Угэдэй-хан. Из них два года она фактически прожила одна с Сорхахтани: войско было далеко на чужбине. О ее трудностях Гуюк прежде едва задумывался.
– Я не отмахиваюсь, – проговорил он. – Думаю, ты снова обещала, что я признаю право Бату на дарованные ему земли. Или ты предложила ему стать орлоком моего войска?
– И то, и другое. Второе предложение Бату отверг. Сынок, он не из тщеславных, и это очень нам на руку. В трусости дело или в слабости – неважно. Как принесет клятву, отправишь его домой с богатыми дарами. Больше мы о нем не услышим.
– Боюсь я только его, – сказал Гуюк, точно самому себе. В кои веки он не лукавил, и мать стиснула ему плечо.
– Бату – прямой наследник Чингисхана, старший сын его старшего сына. Ты не зря его боишься, но больше бояться не надо. Вот соберутся все, ты созовешь царевичей и полководцев, в том числе и Бату, к себе в шатер на равнине. Ты примешь их клятвы, а в следующие недели по одному объедешь лагеря – пусть преклоняют пред тобою колени. Так тебя увидят полмиллиона человек – в городе столько не собрать. Вот как я тебе помогла, сын мой. Вот что ты заслужил своим терпением.
Сорхахтани осторожно спешилась
