начал загибать пальцы старик, – энциклопедия Брокгауза и Эфрона еще. Одним словом – реализм. А вы со своими сказками пожаловали! Даже не знаю, что вам тут посоветовать, уважаемый. Кстати, этот экземплярчик, – он презрительно кивнул в сторону своего Андерсена, – полгода уже на полке маринуется. Даром никому не нужен, а уж за подобные деньжищи тем более. Вы первый за все прошедшее время, кто на эту лабудень глаз положил. Я-то, дурак старый, перекрестился было, что и на нее свой простофиля нашелся. Только, видно, скоро лишь сказка сказывается.
– Но ведь Сытин же, редкая вещь, как бы первый до революции…
– Опять вы заладили свое – Сытин, Сытин. Что вам дался этот Сытин? Сытина много на рынке стало теперь, надоел всем до смерти. Вот если бы вы Пантелеева принесли, тогда другое дело, тогда я точно отсыпал бы вам, не торгуясь. А тут какой-то Сытин. «Ладно, дайте-ка ее сюда», – сказал он и, брезгливо сморщившись, взял книгу в руки. – Ну точно, все так и есть, вон листочек загнут, а еще царапина, видите, на обложке? Дааа, реставрация нужна серьезная. Без больших затрат не обойдешься. Не уверен даже, имеет ли смысл в нее вкладываться.
– Впрочем, как пожелаете, – я потянул было книгу на себя.
– Да погодите, погодите вы, – он живо отстранил мою руку, – горячий какой. Я же не сказал – нет. Сложно, говорю, с реализацией дальнейшей придется. Цена от этого падает сильно.
– Что ж, падает так падает, – вздохнул я, отчаянно почесываясь. – Уступлю за десять тысяч в таком случае.
– Желтая какая-то она у вас, выцвела вся. Две тысячи дам, если хотите.
– Сколько? А то, что печать хозяина на титульном листе стоит, пыль веков, сами же говорили, – ткнул я пальцем в фиолетовое клеймо. – Побойтесь Бога, накиньте еще хотя бы столько же, за культурное наследие.
– Это-то наследие? Мазня какая-то неприличная, – скривился он, посмотрев на именной знак через увеличительное стекло. – Эдак я вам сейчас сам под Хохлому ее разрисую и денег потом попрошу. Дефект – это батенька, де-фэкт, – повторил он, смакуя последний слог, – так что – тысяча, вот мое вам последнее слово, пчхи.
– Черт с вами, штука так штука, – махнул рукой я, – легко пришло – легко ушло. Бог дал – Бог взял. Только деньги вперед пожалте.
Антиквар, громко шаркая ногами, пошел к сейфу. Там он долго возился с ключами, время от времени бросая подозрительные взгляды в мою сторону.
– Скажите, кто я, если не старый дурак и не безнадежный романтик? – бормотал он, отсчитывая дрожащей рукой мятые сторублевки. – Что мне с этой напастью делать прикажете, солить этого Сытина, что ли? Ну да раз обещал…
Уже на выходе я припомнил, что у меня среди всего прочего сам Пантелеев на антресолях пыль собирает: "Интересно, а вдруг на нем повезет озолотиться".
– Любезный, вы вроде намекали, что Пантелеев сейчас в цене…
Повернувшись лицом к хозяину, я увидел, как тот с довольным лицом ставит новую книгу на полку, как раз вместо того экземпляра, который привлек мое внимание накануне…
