за километр несет канцелярией. Мы видим тебя! Мы следим за каждым твоим шагом!
Иногда Линнее кажется, что она обречена пожизненно приходить в это помещение. Она ненавидит подростков, которые жалуются на своих родителей. Они не понимают, что те, у кого есть родители, избавлены от необходимости каждую неделю являться сюда и выворачивать наизнанку душу перед чужим человеком, доказывая, что ты не наркоман и не потенциальный самоубийца. Если эти подростки проштрафятся, что им грозит? Подумаешь, выговор от мамы с папой! А Линнею за любую провинность могут лишить квартиры, единственного места, где она может быть самой собой.
Кстати, сегодня у Дианы из социальной службы было запланировано «посещение Линнеи на дому». Звучит так, будто они собираются вместе попить кофе, хотя на самом деле это очередная проверка. Но в последний момент «посещение» было отменено – Диану вызвали разбираться с кем-то по поводу некачественных продуктов.
Вот бы и Якоб отменил сегодняшнюю встречу.
Линнее так хочется поговорить с кем-нибудь про Ванессу, что она боится проболтаться. Но посвящать Якоба в свои отношения с Ванессой ей совсем не хочется, точно так же как не хочется говорить ему про Элиаса. Лучше уж в сотый раз перемалывать одно и то же: про детство, отца и смерть мамы.
Ванесса и Элиас – это ее сокровище, им она не будет ни с кем делиться, хотя владеть этим сокровищем тяжело и больно.
Тут открывается дверь и выходит Якоб:
– А, Линнея! Привет!
Он протягивает руку, Линнея пожимает ее. И вдруг на нее резко наваливается тоска, такая же сильная, как в те дни, когда боль от смерти Элиаса была совсем свежа.
Но это не ее тоска. Это тоска Якоба.
Я не должен был принимать ее сегодня. Следовало отменить встречу…
Линнея отдергивает руку, но мысли Якоба продолжают эхом отдаваться в ее голове.
Линнея идет следом за Якобом в кабинет, стараясь скрыть свое удивление.
– Как прошла первая школьная неделя?
– Супер.
Якоб, похоже, не услышал в голосе Линнеи иронию и просто кивнул головой.
– У тебя больше не было приступов панического ужаса?
– Нет.
Якоб не ответил, и Линнея осторожно заглянула в его мысли, чтобы понять, верит ли он ей.
…Я не могу… чем я могу ей помочь… почему я не взял больничный…
Линнея смотрит на Якоба. Несмотря на загар, его лицо кажется бледным. Вокруг глаз красные круги. Пальцы рассеянно теребят нитку, болтающуюся на отвороте шорт.
…Я должен был понять, что не смогу работать… какой я, к черту, психолог… она умерла… совсем умерла…
– Как вы себя чувствуете? – спрашивает Линнея.
– Хорошо, только немного устал.
Якоб не ожидал вопроса Линнеи, и ей даже не приходится напрягаться, чтобы услышать его следующую мысль.
…Черт, она видит меня насквозь… как в тех кошмарах, когда мне снится, будто пациенты знают, что я думаю…
– Почему тебя
