ся в зал, проследовал в первый ряд и сел в заранее освобождённое место в первом ряду партера.
Это было явным нарушением установившихся правил, но, когда танцевала Мария Тальони, даже император мог нарушить этикет.
Все остальные члены августейшего семейства – младшие Великие князья и Великие княгини – в тот день оставались во дворце. Их комфорт и благополучие обеспечивали слуги, офицеры и солдаты числом в несколько сотен. Расторопные истопники в ожидании возвращения из театра высочайших особ щедро загрузили печи очередной порцией дров.
Хмурый декабрьский ветер, вившийся у труб в поисках настоящего дела, усилил тягу, и огонь загудел. Жаркие языки пламени взметнулись в дымоход и быстро добрались до отдушника между хорами и деревянным сводом залы Петра Великого – совсем рядом с дощатой перегородкой. Отдушник этот – после недавно завершённой перестройки Фельдмаршальской залы из двухэтажной в одноэтажную – по не досмотру остался не заделанным. Напор горячего воздуха вырвался сквозь зиявшее отверстие, и языки огня принялись с жадностью лизать дерево хоров и свода. Сухие сосновые доски вспыхнули, как солома.
Начальник стоявшего в Фельдмаршальской зале караула, заметив дым, что показался вдруг из-под двери, спросил у старшего дворцового лакея:
– Что это? Неужели горит?
– Ничего страшного, ваше высокоблагородие! – последовал ответ. – Это внизу, в дворцовой аптеке. Третьего дня там труба лопнула – бревно и задымилось. Огонь загасили, дыру замазали, ан замазка-то отвалилась! Глянули, а бревно-то тлеет! От него и дым! Бог даст, ничего не будет! Не сумлевайтесь, ваше высокоблагородие!
Офицер, однако, не успокоился и, вызвав дворцовых пожарных, велел вскрыть пол у порога. Когда приподняли несколько досок, из-под ног взметнулись языки пламени.
Но пожарные заверили, что справиться с загоранием им вполне по силам, и потому-де извещать о происшествии дворцовое начальство нет ника кой надобности. Тем более, что крутой характер министра двора князя Вол конского был всем хорошо известен – князя боялись пуще огня.
И всё-таки от помощи решили не отказываться и из гвардейских полков вызвали пожарные роты. Они столпились на площади перед дворцом и с недоумением взирали на тихое и тёмное здание, лишённое каких бы то ни было при знаков по жара.
Тем временем огонь, как озорной мальчишка, уже стремглав мчался по чердаку, цепляясь то тут, то там за сухие подпорки и стропила, высушенные за восемьдесят лет горячим воздухом, что поступал от желез ной крыши, накалявшейся лет ом. Клубы чёрного от копоти дыма повалили изо всех щелей.
– Пожар! – истошно завопили слуги и заметались по дворцу.
И тотчас из множества окон с оглушительным треском стали вылетать рамы со стёклами. На площадь обрушилась волна густого дыма, над крышей поднялось гигантское зарево. Его было видно за 50 вёрст.
– Зимний горит! – закричали люди на городских улицах.
Из-за узости лестниц, что вели на чердак, добраться до очага возгорания было чрезвычайно трудно. А из-за тесноты переулка, отделявшего восточный флигель дворца от Эрмитажа, предотвратить дальнейшее распространение огня и вовсе не представлялось возможным.
И тогда срочно послали оповестить о внезапной беде государя императора.
В доме неподалёку
А в гостиной богатого особняка на углу Малой Морской и Гороховой улиц ни какой суеты не было. Хозяйка дома, княгиня Наталья Петровна Голицына, древняя старушка с усами и бородой, сидела в кресле и смотрела куда-то вдаль. Рядом с нею, на банкетке, с раскрытым псалтырем на коленях примостилась Марфа Кологривова, женщина около семидесяти лет. А придворный медик Мант, держа княгиню за руку, отсчитывал пульс.
– Это есть неплохо, сударыня! Совсем неплохо! – с немецким акцентом заявил доктор. – Я бы даже сказал, sehr gut! Очен карошо!
– Послушать вас, – мрачно усмехнулась княгиня, – мне только и остаётся, как приказать седлать коня и скакать на вахтпарад вслед за свитой императора.
– Коня – nein, не надо! – возразил Мант. – И без него дыхание есть ровное, кровь пульсирует нормально, аппетит есть тоже неплохой!
– Сколько их было на моём веку! – бесстрастно проговорила Голицына. – С ровным дыханием, с хорошим аппетитом и нормальным пульсом. Где они теперь? Давно уж на арфах играют. Музыку ангельскую.
– Царство им небесное! – истово перекрестилась Кологривова.
– Jedem das seine! Каждому своё! – заметил доктор. – Каждому из нас Бог даёт свою судьбу! О том и газеты пишут! Вот послушайте!
Мант подошёл к столу, достал из своего лекарского саквояжа газету и, надев очки, прочёл:
– «Во французской Марсели некая дама в возрасте… ein und neunzig… девяносто
