не случайно обратила внимание на внешний вид грека. Настоящий щеголь, он был одет в классический черный пиджак из твида, узкие брюки, рубашку с высоким белым воротничком, а до этого он еще снял шляпу-котелок и оставил в прихожей черный зонт.
Меню Даймондов действительно было скудным: салат с репой и капустой, луковая похлебка с молотым миндалем, отварная форель, мясной пудинг, густые сливки в деревянной миске, хрустящие вафли и имбирная коврижка на десерт из сдобреннных специями хлебных крошек, смешанных с медом.
– Все не так плохо, мистер Даймонд! – воскликнул Сапфир, взглянув на яства. – Крестьяне в былые времена и за это целовали бы ноги своему господину.
– Надеюсь, вам понравится, граф Альвадис, – заискивающе произнесла Бриллити. – Все, что вы видите на столе, готовила я по рецепту мамы.
– Чего же мы ждем? – будто специально перебил ее отец. – Еда стынет. Пора садиться за стол.
– Перед обедом я обычно выпиваю стакан шотландского виски, – вдруг закапризничал аристократ. – Не могли бы вы угостить меня?
– К сожалению, граф, я не употребляю крепких напитков, – оправдывался Питер. – Но в кабинете я держу графин с элем. Может, вы соизволите отведать?
– Я такого не пью, – брезгливо заметил грек.
– Ах, я совсем забыла, что приготовила вчера кодл[1] для папы! – попыталась разрядить обстановку Бриллити. – Великолепный бодрящий напиток! Вам понравится.
– Не сомневаюсь, мисс Даймонд, – игриво шепнул гость. – Все приготовленное вашими руками заранее обречено стать шедевром.
Бедная девочка, не слышавшая комплимента в свой адрес, кроме как от отца, покраснела до ушей. Но, видит бог, Альвадис ел через силу, да и не особо скрывал это, хотя блюда были отменными, правда, не для высшего сословия. Бриллити заметила это и сникла, из-за чего минут десять за столом царила полная тишина.
– Кстати, – прервал молчание Сапфир, – а где хозяйка дома?
Бриллити и Питер подняли голову. Глаза второго метали молнии. Его больно ранил этот вопрос.
– Она умерла? – продолжал граф.
– Мне было десять лет, когда мама упала с обрыва. Она была слепа и не видела, куда ступает, – объяснила мисс Даймонд.
– Вы омрачаете наш обед, граф Альвадис, – сквозь зубы произнес Даймонд.
– Мне очень жаль, – неуверенно оправдывался грек.
На глаза Бриллити навернулись слезы. Она пыталась сдержать себя, но соленые капельки безжалостно текли по ее щекам, обжигая кожу.
Сапфир с юности не мог вынести, когда представительницы слабого пола плакали, и отвернулся. Он не понимал, почему женщины так часто дают волю эмоциям и рыдают по любому поводу и без. Иногда это его просто раздражало. Жалости к ним в этот момент он не испытывал и по возможности старался оставить их наедине со своими переживаниями. Его могли назвать жестоким и бесчувственным, но сам аристократ объяснял такое отношение к женским печалям и страданиям тем, что
Кодл – смесь вина с яйцами, молоком и сахаром.
