с ней и жизни сотни людей. Отец, мать, сестры, Марри, брат Орад, седовласый Кирс, старый мудрец и хранитель Свихт… Кинни сглотнула подступивший ком.
За спинами воинов из-за леса выглянуло солнце и осветило тяжелые рыцарские доспехи желто-оранжевыми лучами. Натертое до блеска железо вспыхнуло дюжиной новых светил. Войско пересекло широкое поле и двинулось по дну ущелья между женской и мужской горами. Газели показалось, что на одной из скал кто-то был. Но скоро она одернула себя. Так обреченный на гибель приговоренный до последней секунды надеется на помилование.
Воины медленно двигались вперед, лошади громко и тяжело дышали, вспарывая весело бегущий с женской горы ручей десятками подкованных копыт. Кинни тоскливо вспомнила последнее свое путешествие в ущелье. Все было так просто, понятно, селение живым и шумным. И все было бы как раньше, если бы не барс, будь он трижды проклят.
Риваль протянул руку, вынул из пасти смиренно следовавшего рядом Кроша большой красный цветок и вставил в волосы Кинни. Она вскинула руку, выдрала лилию и швырнула далеко в ручей. Лошади тут же смешали ее с гладкими камнями и порогами.
Женская и мужская гора медленно проплыли мимо и исчезли позади. Караван въехал в земли, где Кинни никогда в жизни еще не бывала. Рельеф был холмистым, высокая трава доставала до всадников, щекотала щиколотки. Чуть дальше холмы становились ниже и ниже и, наконец, переходили в обширную скогскую равнину. Выгоревшая на щедром летнем солнце трава клонилась под напором ветра, переливаясь огненными красками. Кинни заворожено оглядела поле, окруженное дремучими лесами. Легенда гласила, что оно имело правильную округлую форму. Перед глазами так и встала картина, много раз рассказанная ей мудрым старцем Свихтом, – два могучих воинства медленно вышли из-за вековых сосен и дубов и встали напротив друг друга, чтобы заключить мир. Вожди вынесли уготованных в жертву детей из плотных рядов воспитанных войною мужчин. Малыши отчаянно сопротивлялись, изворачивались, но когда острый клинок полоснул по ладони, вдруг замолчали, пораженные людской жестокостью. Кинни моргнула, и видение исчезло.
Впереди, у самого основания последнего холма расположился большой людный лагерь. Вокруг просторного шатра, увенчанного синим знаменем с эмблемой скрещенных боевых копий, расположилось около десятка менее вместительных палаток, столь же торжественно обустроенных, а еще дальше – телеги, нагруженные мешками с провиантом, мирно пасшиеся лошади. В нескольких местах лагеря горели костры, возле них хлопотали женщины с ведрами и котлами, по периметру медленно двигались туда-сюда вооруженные до зубов часовые. Воинов в этом выросшем посреди скогского поля временном поселении было раза в три больше, чем отряд, в котором ехала Кинни, и девушка содрогнулась, представив, что за зверства способны учинить барсы, действуя в полную силу. Время обеда давно прошло. Рыцари ждали от Тристона сигнала расходиться. Когда граф поднял руку, ровный упорядоченный строй опрометью кинулся к шатрам.
