литовском, их принимали за литовок… А моё любопытство в детстве оставалось неудовлетворённым, если они, обсуждая какой-либо очень интересный, как мне казалось, вопрос и увидев моё вытянувшееся в их сторону ухо, переключались на этот непонятный мне язык… Одна из сестёр очень хорошо училась и даже получила в каунасской школе за успехи в учёбе подарок: книгу поэм и стихов Пушкина. Почему я запомнил – потому что всё моё детство эта книга жила на книжной полке. Эта полка-стеллаж была сделана папой из сосновых, им же поструганных досок: две вертикальные несущие, в рост человека, и несколько горизонтальных. Единственная краска, которая была в доме, – половая охра, ею покрасили и стеллаж. После войны книг у нас почти не было, и долгое время на полупустой верхней полке одиноко стоял томик стихов Пушкина со знакомым профилем Александра Сергеевича на обложке.
Убегая из Каунаса, мои родители бросили всё имущество, которое по большей части было перевезено из Слуцка, за исключением двух плетёных из ивовых прутьев корзин, с которыми мама прожила всю войну, куда были сложены какие-то носильные вещи. До сих пор помню эти смешные белые корзины: отдалённо они имели форму приплюснутых чемоданов, были какие-то ужасно скрипуче-трескучие и производили впечатление полной рухляди… Но и после войны, год за годом они, скрипя, продолжали жить и, как могли, приносили пользу…
Родители рассказывали, что мебель, привезённая ими в Каунас из Слуцка, была старинная и качественная: из дуба и карельской берёзы. Был там и хороший книжный шкаф. Сёстры во время оккупации как-то раз пришли в свою бывшую квартиру в Каунасе и видели, что этот шкаф, как и другую мебель, «приютили» соседи-литовцы. После войны жили мы исключительно бедно, и можно было бы съездить в Каунас, чтобы отыскать и вернуть хотя бы часть своих вещей, но мама категорически заявила, что литовцы спасли ей дочерей и пусть это имущество будет проявлением благодарности… Аргумент, что благодарить нужно одних, а имущество прихватили совсем другие, не действовал.
И в этом маму нетрудно понять… Жить три года в обстановке тяжелейшей войны, когда кругом столько гибло и взрослых, и детей, жить и бояться надеяться, а потом вновь (о, чудо!) обрести дочерей – за это можно не только имущество отдать…
После освобождения войсковыми формированиями городов и сёл от противника обязательной практикой было проведение зачистки и фильтрации в целях выявления спрятавшихся немцев, их пособников и коллаборационистов, предателей, дезертиров, то есть «антисоветского элемента», как было принято говорить в то время. И это входило уже в обязанность спецслужб НКВД. В частности, они должны были изучить массу различной документации: списки расстрелянных, депортированных, интернированных и т. п. (война войной, а бюрократия своё дело знает). Так вот, в числе тех, кто разбирался с документами в Каунасе, оказался выходец из Слуцка, и, когда ему попал в руки список детей, вывезенных Красным Крестом из Паланги в Каунас, он заметил знакомые фамилии. Приказал детей разыскать,
