вправо, где, по его мнению, шла тропа, и чуть не сломал шею, зацепившись за невидимую во тьме корягу и полетев кубарем. Поминая всю родню Гамадиева, местного извоженного мужичка и «Газелей» как вида транспорта, Георгий насилу поднялся; правый голеностоп ломило и дёргало, наступать на ногу удавалось плохо. Однако же впереди между стволами проглядывало неясное свечение, слишком неживое и постоянное, чтобы быть природным. Приободрившись, Георгий из последних сил рванул на свет, хватаясь за что придётся. Гибкий прут больно хлестнул по лицу, чуть не задев глаз, какие-то невидимые сучки расцарапали кожу на руках…
Но, к несказанному изумлению, за стеной чёрных ветвей жилья не обнаружилось. Синеватый свет исходил от могучих кряжистых стволов, возвышавшихся посреди небольшой полянки, и отголоски этого света трепетали в кронах позади него, сбегали к корням и даже парили в плотном воздухе чащобы. Как шевелятся волосы на голове, Георгий не знал, но, возможно, именно это с ним как раз и произошло. Ужас заныл где-то в спине, потянул книзу почки и сдавил в паху, зато чёрт знает откуда возникли такие безудержные силы, что свёрнутая нога абсолютно перестала мешать. Георгий на несколько шагов отступил в сторону, очень медленно и неслышно переместился к кустам по правой руке, сдерживая дыхание протиснулся между когтистыми лозинами, а затем, сломя голову, припустил сам не ведая куда. Несколько раз он натолкнулся на нечто твёрдое и во тьме неразличимое, оставил порядочный лоскут куртки на растопыре с правого боку, чуть не угодил в глубокую яму со скользкими краями и неизвестно чем пожертвовал бы ещё, но бежать вдруг стало некуда.
Прямо по ходу преграждал движение вывороченный корень, слева зиял провал, а справа стеной разросся высокий ивняк. Георгий принялся озираться, ища путь, и тут на него из темноты глянули в упор огромные глаза. Кому они принадлежали, разобрать было нельзя. Глаза светились таким же голубоватым светом, что и давешние стволы, и смотрели не мигая; внешние их углы забирали кверху.
Георгий впервые в жизни ощутил, как подступивший крик завяз в горле, не в силах выплеснуться наружу, прерывисто с шумом вдохнул и всё же завопил непосильной для человека трелью, попятился к вётлам и, скорее почувствовав, чем увидев узкую тропку по самому краю обрыва, бросился по ней, продолжая завывать и глотая стылый воздух. Под ноги кинулась колоссальная еловая лапа; Георгий благополучно перескочил её и, поскользнувшись, со всего маху приложился правым локтем об угол крепкого пня. Боль проявилась не сразу, но через пару десятков секунд, когда он снова уже петлял между едва различимыми стволами, прошила так, что пришлось остановиться. Рукав куртки был тёплым и грузким от крови, кость наверняка не уцелела. Вместе с болью вернулись слабость и нытьё в щиколотке, голова закружилась. Тело продрал безудержный озноб. Из последних сил Георгий сделал ещё несколько шагов, и вдруг… клятый лес кончился.
За деревьями на просторной поляне виднелся вполне почтенный сруб, тёмный, заскорузлый, обнесённый подобием
