style="font-size:15px;"> Как! Как я ждала новогоднюю ночь! Мечтала: обязательно случится «это». Что-нибудь из разряда запретного, из взрослой жизни. И я знала – ты тоже ждал. В каждом взгляде, в слове, в прикосновении – еле сдерживаемые нетерпение, эмоции, огонь. Сестра почувствовала неладное. Улучила минутку, выловила меня в коридоре:
– Поклянись, что не натворишь глупостей! Или, честное слово, больше никаких компаний и свиданий.
Я вспыхнула. Спорить, убеждать в обратном не хотела, да и бесполезно – читай меня как открытую книгу. Впрочем, как и давать слово. Ведь не сдержу! Но Лена не отступала:
– Поклянись!
– Э… мм
– Памятью мамы!
– Клянусь! – выскочила на улицу, дверью хлопнула со злости, думала из петель вылетит! Ах, Лена, предательница, знает, чем брать! Какие они, эти взрослые! Гады, вот! Я наклонилась, зачерпнула снег, растёрла по лицу, смешала со слезами: ты не увидишь, как плачу. Да и зачем? Если нарушу клятву, кто об этом узнает? А тебе и вовсе ни к чему знать о разговоре. Я успокоилась и вернулась в дом. Приняла решение.
В комнатах – дым коромыслом. Кто ёлку наряжал, кто гирлянды вешал. Племяшки под ногами крутились, в ладоши от восторга хлопали. Меня Алинка сразу охомутала: подай, принеси. И ты со мной. Вместе чистили, мыли, ты подшучивал, я краснела, в мыслях одно – нарушу слово. А вслух смеялась над твоими шутками. Лена поглядывала на нас настороженно. Славка позвал тебя съездить с ним за магнитофоном и колонками, ты отказался:
– Извини, не могу. Без меня тут некоторые не справятся. Учить их ещё и учить, как картошку резать правильно.
– Поучайте лучше ваших паучат! – возмущались в ответ «некоторые» и замахивались полотенцем.
– Детский сад, – фыркнул Славик.
«31 декабря. 19-00. Не верится, но скорей всего, это последняя запись в году. Лена выгоняет нас на дискач, говорит, сама управится. Ну, и Вадик ей поможет. Тот самый тип, что в женихи мне набивался осенью и от милиции, помнишь, Дневничок? Видно, всё дело в нём. С меня клятву взяла, а сама? Ладно, блин! Не буду писать гадости, прости. Не хочу портить праздник.
С наступающим, Дневник!».
В 22—30 мы покинули танцы, чтобы успеть проводить старый год. Ещё не выпили ни капли, а хмельное веселье накрыло нас с головой. С шутками-прибаутками ввалились в дом, а там – глаз не отвести от стола, скатерть-самобранка, да и только! Это ж надо снарядить такой в эпоху тотального дефицита. Душа согрелась, словно возле печки, в носу защипало: какие ж все кайфовые, постарались на славу. И мы, и пацаны, и Лена, конечно! Я подумала, что в последний час, перед боем курантов, Земля, будь она существом, вздохнула бы с облегчением. В эти 60 минут человечество забывает о плохом. Мысли только добрые, светлые, с надеждой. От того и тяжести никакой, от того и дышала бы планета полной грудью.
И, когда часы пробили положенные 12 ударов, и время застыло в пространстве; когда закончился 89 год,
