в его сторону.
– Не веришь? Они долбят во льду дырку, прорубь, и плавают в ней, как Иоанн Креститель в Иордане…
Амалия смотрела на Бориса, она слышала про разные зверства разных дикарей, но про то, что дикари сами над собой зверствуют, не слышала.
– Их так наказывают? – на всякий случай спросила она.
– Нет, они сами прыгают в воду, вроде как очищаются от грехов…
– Смертью?
– Почему смертью?..
Амалия всё ещё не понимала, о чём говорит Борис, это же было очевидно, что, когда человек попадает на таком морозе и при таком ветре в ледяную воду, он не может выжить.
– …Нет, они не умирают, они вроде как смывают с себя все грехи, а потом живут…
«Глупости какие, наверное, их грехи такие толстые, что они и спасают от холода в ледяной воде!» – подумала Амалия, однако спросила:
– Так они, наверное, купаются в одежде?
– В томто и дело, что нет…
– Голые?
– Практически, в одной рубашке…
Амалия представила себе такое купание, от этого ей стало хуже, поддавал ледяной ветер, и она отворачивалась так, чтобы хоть не в лицо. Они медленно шли по крутому, скользкому и длинному подъёму на Венец, и она почувствовала, что её захлёстывает злость – по опыту она знала, что на Венце ветер ещё сильнее.
«Крещенские морозы! А до Нового года были рождественские!.. Их Йезус – бог зимы, что ли? Наверное, у них какойто свой Йезус, русский, и тоже купается вместе с ними! Как тут всё ужасно, в этой России!»
Они поднимались по зигзагообразному, покрытому наледью Смоленскому спуску, до деревянной лестницы надо было ещё дойти. Борис чтото говорил, но она его плохо слышала из-за ветра, который, куда ни повернись, дул в лицо и задувал под юбку. Мёрзли руки в такой же, как пальто, худой муфте. Её спутник поддерживал её под локоть, но стоптанные каблуки его австрийских солдатских ботинок скользили. Она балансировала другой рукой и для этого вытаскивала её из муфты, и кисть и пальцы моментально леденели и становились красными, такими, какими она помнила свои кисти и пальцы, когда стирала бесконечные кровавые бинты и солдатские подштанники. Под юбкой было ещё холоднее, и она с завистью посмотрела на армейские суконные штаны Бориса, ей казалось, что в штанах ей было бы несравненно теплее. Она уже была опытная и знала, что у мужчин под штанами есть ещё и кальсоны, ей бы так.
«Бедные женщины! – подумала она. – За что Бог нас так жестоко наказывает? Что мы ему сделали плохого?»
– А какие у них ещё морозы? – спросила она Бориса.
– Что? – не понял он, не расслышал, потому что ветер, как злая собака, вырвался из-за поворота дороги.
– Какие у этих русских ещё морозы?
– Морозы? – переспросил Борис. – Ты о чём?
Вдруг он стал скользить вниз, ухватился за тонкий прут на обочине, но не удержался
