смену словам, срывавшимся с языка, пришла новая беда.
В тот день юноша, как всегда, рано поутру сорвался из дома. С полчаса бродил по лесу, собирая для сероглазой наузницы букет, принес его, еще пахнущий свежей росою, подруге и вернулся домой, когда уже стемнело.
Вернулся, для того чтобы услышать:
– Лорд-манор Сьер спрашивал о вас… мило… – Старик, стоящий на пороге, запнулся, не зная, как закончить фразу.
Пожилой Бадвин, бывший мажордомом еще у прадеда Адельмара, уже давно сдал – с трудом ходил, часто путал слова, запинался, забывал слова, но прогнать старого слугу нынешний лорд не мог, жалость к старику перевешивала все его недостатки.
Юноша кивнул:
– Сейчас подойду. Что-то важное?
Можно было, впрочем, и не спрашивать: Бадвин, не дождавшись ответа, поковылял прочь от двери, с трудом волоча ноги: кажется, он мгновенно забыл о том, что с кем-то разговаривал.
И эти шаркающие шаги, эта спина, медленно удаляющаяся по темному коридору, врезалась в память Адельмару так, словно это было вчера. Ведь именно после этого разговора с отцом и начал рушиться привычный мир…
Возраст Конберта Сьера, правителя лорд-манорства Ругеи, давно перевалил за половину века. Став вдовцом более пятнадцати лет назад, мужчина больше не женился и всех троих сыновей воспитал в строгости: Хенно, Магрих и Адельмар до сих пор обращались к отцу на «вы», несмотря на новую моду «тыкания», зарождавшуюся где-то в Дертонге, ни один из парней не мог похвастаться, что хоть раз сидел за столом отца в его кабинете, а заходя в апартаменты старого лорда, юноши почтительно останавливались в дверях.
Вот и сейчас Адельмар сделал несколько шагов и замер, на миг склонив голову в коротком поклоне:
– Вы звали, отец?
Несмотря на свой возраст, Конберт до сих пор был довольно крепким: темные волосы едва посеребрила седина, придав им оттенок соли с перцем, а морщины только начали появляться на лице. Да даже в седле мужчина держался еще уверенно.
Услышав голос сына, лорд вскинул голову:
– Да, Адельмар, подойди.
Пожалуй, надо было уже начинать беспокоиться: чтобы старый правитель разрешил младшему сыну приблизиться к своему столу?! Да это только Хенно дозволялось, и то только в те дни, когда лорд-манор решал, что наследнику пора заняться документацией.
Впрочем, губы Адельмара все еще горели от поцелуев Селинт, в голове стоял легкий дурман от ее взглядов и улыбок, а потому юноша и не подумал обеспокоиться. Безмятежно сделав несколько шагов, он остановился перед столом:
– Да, отец?
Конберт Сьер оперся подбородком на сцепленные пальцы рук, несколько долгих минут мерил сына взглядом – даже затуманенная любовью голова Адельмара начала соображать, что что-то не так, – а потом вздохнул:
– Через два дня ты едешь в столицу.
Сперва юноша не понял:
– Простите, отец?
На этот раз молчание длилось еще дольше. Кажется,
