пересекшиеся в этом домике линии судьбы избрали другое направление.
Он мог гадать, анализировать, проигрывать в уме сценарии, но узнать ему было не суждено. Эта ночная истина сделалась для него странной личной печалью в свете того, что случилось после. Символом, воплощением сожалений. Напоминанием о том, что такое быть смертным и, значит, обреченным идти лишь одной дорогой, и лишь однажды, пока Мориан не призовет душу к себе и огни Эанны не будут потеряны. Мы не можем познать тропу, по которой не прошли.
Тропы, которыми предстояло пройти каждому из собравшихся в том домике мужчин, ведущие к их личным последним вратам, далеким или близким, были проложены совой, прокричавшей второй раз, очень громко, как раз в тот момент, когда Ньеволе заговорил.
Рука Алессана взлетела вверх.
– Тревога! – резко произнес он. И прибавил: – Баэрд?
Дверь со стуком распахнулась. Дэвин увидел крупного мужчину, его очень длинные, желтые как солома волосы были перетянуты на лбу кожаным ремешком. Еще один кожаный шнурок висел у него на шее. Мужчина был одет в куртку и узкие штаны, какие носят в южных горных районах. Глаза его даже при свете очага сверкали ослепительной синевой. В руке он держал обнаженный меч, что каралось смертью в такой близости от Астибара.
– Уходим! – настойчиво произнес этот человек. – Ты и мальчик. Остальные имеют право находиться здесь, младший сын и внук легко объяснят свое присутствие. Избавьтесь от лишних бокалов.
– Что такое? – быстро спросил Томассо д’Астибар, широко раскрыв глаза.
– Двадцать всадников на лесной дороге. Продолжайте свое бдение и постарайтесь выглядеть как можно спокойнее, мы будем поблизости. Вернемся позже. Алессан, идем же!
Он говорил таким тоном, что Дэвин сам не заметил, как очутился на полпути к двери. Однако Алессан задержался, его глаза почему-то были прикованы к глазам Томассо, и взгляд, которым обменялись эти двое, стал еще одной загадкой, которую Дэвин не мог ни забыть, ни понять.
Долгие секунды – они показались Дэвину очень долгими, ведь сюда через лес ехали двадцать всадников, а в комнате стоял человек с обнаженным мечом, – все молчали. Потом Томассо бар Сандре пробормотал с поистине впечатляющим самообладанием:
– Кажется, нам придется продолжить эту крайне интересную дискуссию позже. Не хотите перед уходом выпить последний бокал за моего отца?
Тут Алессан улыбнулся широкой, открытой улыбкой. Но покачал головой.
– Надеюсь, нам представится случай сделать это позднее, – ответил он. – Я с радостью выпью за вашего отца, но у меня есть правило, которое я не смогу соблюсти в отпущенное нам время.
Губы Томассо дрогнули в лукавой улыбке.
– В свое время я нарушил многие правила. Расскажите же мне о вашем.
Ответ прозвучал тихо; Дэвину пришлось напрячь слух, чтобы расслышать.
– В
