твой шнурок развязался, настал разрушительный миг…
Мы сами, товарищ, заправим отверстой подошвы язык,
И будем над свежей могилой друг другу слезу утирать.
Но юные станут ботинки работу твою продолжать…
Курсант в шарфе машет над башмаком пробкой, приговаривая: -Во имя овса и сена и свиного уха-а, аминь!
Фанеру поднимают над водой. Гитарист, подыгрывая себе, запевает: -Ты, башмак, красивый сам собою,
твоей окончен службы срок.
Над твоей могилою-водою пусть взметнется твой шнурок.
Все подхватывают припев: -По морям, по волнам, был ты здесь, будешь там. По морям, морям, морям, морям… Эх! Все мы тоже будем там…
Громкий хор выводит, наконец, дневального из оцепенения. Он захлопывает пасть и отдает честь, правда, без головного убора, но зато бодро выпятив грудь.
В этот момент башмак соскальзывает с фанерки и с тихим плеском падает в воду. После минуты молчания руководитель тепло произносит: -Прощай, башмак курсантский, любимец куртизанский. Пусть ранней порой, годок боевой, пройдут корабли над тобой…
На каком-то катере по трансляции включают марш «Прощание славянки». И дочь адмирала бросает на воду букет роз.
ЧАСЫ
Эти часы сопровождали Романыча повсюду, без расставаний, еще с тех давних пор, когда он лично стибрил их во вьетнамской лавчонке. Ну, может, не так прямо, но, во всяком случае, уж точно приватизировал. Никогда о том не жалея.
О том, как произошла встреча с часами, отдельная песня. Тогда его еще не звали уважительно по отчеству – Романыч, когда молодым лейтенантом прибыл служить на лодку. Да не куда-нибудь, а во Вьетнам, где советские боевые корабли стояли якобы для ремонта, но реально на всякий пожарный случай, чтобы способствовать, если что. И попал парень в боевую обстановку при бомбежках да артобстрелах, готовый исполнить интернациональный долг. Хотя лично ничего не был должен Вьетнаму как и Вьетнам ему.
Надо заметить, что вероятный противник старался не наносить огневые удары по советским кораблям, опасаясь неадекватного ответа, даже несмотря на то, что русские зенитчики и летчики нещадно уничтожали американские самолеты.
Но «ближе к телу», как говорил Мопассан. В один ненастный день, когда вьетнамский порт не могли бомбить, молодого лейтенанта послали в город что-то купить. А в помощь назначили матроса – за два метра ростом, сажень в плечах, 110 кило весом – с подходящей фамилией Зайчик и с таким обликом, что Валуев отдыхает. У матроса было хобби – собирать сувениры в припортовых магазинах. Увидав что-то интересное – картину, кружку или бокал – брал и шел восвояси. Если его останавливали: -Куда, мол? —он отвечал: -Сувенир! – и зловеще скалился. Никто ему не отказывал. Такой вот помощник достался лейтенанту.
Купили они все, что нужно, а на обратном пути проходили мимо лавочки, где хозяин почему-то отсутствовал. Сама судьба, видимо, способствовала тому, чтобы зайти! И зашли. Зайчик стал осматриваться в поисках
