если ты здесь, то ты умная. – Она вручила Кади чек и вернула карту. – Твой брат еще не заходил повидаться этой осенью. Выпустился в прошлом году?
– Ага, выпустился, – сказала Кади, избегая ее взгляда. – Осталась только я.
– Я – Эйлин. Передавай Эрику от меня привет.
Кади просидела за столиком кафе каких-то несколько минут, как к ней вдруг подошла с подносом в руках блондинка из очереди.
– Прошу прощения, не могла не услышать. Вы сестра Эрика Арчера? – необычайно четко выговорила она.
– Да, верно.
– Я преподаватель кафедры физики. К сожалению, я знаю, что Эрик не выпустился. Мои соболезнования.
Кади вспыхнула, пойманная с поличным.
– Спасибо.
– Он был в числе моих любимых студентов, поистине блестящий ум. Он обладал таким потенциалом, только подумать, чего он мог бы достичь… – В глазах женщины мелькнуло какое-то чувство, но она его сморгнула. – Не знала, что у него здесь учится сестра. Ваше имя?
– Я Каденс.
Блондинка протянула ладонь, слегка отливающую лиловым на фоне остальной алебастровой кожи, явно холодную на ощупь.
– Рада знакомству, – произнесла женщина, когда они с Кади пожали руки. – Могу я присоединиться?
– Конечно. Но, простите, я не запомнила вашего имени.
– Ох, это потому что я его не назвала. Прошу простить, я математического склада ума, слова – мой второй язык, а английский – и вовсе третий. – Улыбка подчеркнула прелестные высокие скулы, очки без оправы ничуть не умаляли красоты серых глаз. – Я – профессор Микаэла Прокоп.
– О…
Встреча застала Кади врасплох. Разумеется, имя было ей известно, но по причинам, которые теперь казались и глупыми, и сексистскими, Кади даже не думала, что профессор – женщина, и уж тем более довольно молодая.
– Вы были куратором Эрика в прошлом году, да?
Прокоп убрала тонкую светлую прядь за ухо.
– Я курировала его проект на премию Бауэра, и он был моим лаборантом. Я рано распознала в нем талант. Сложно было его упустить.
Это подстегнуло память Кади. Она, как правило, отключалась, когда Эрик заговаривал о занятиях, так как он все равно не вдавался в детали из-за паранойи, но припомнила, что к работе Эрик подходил очень серьезно. Она и премия Бауэра стали краеугольными камнями его аргументов в споре с родителями по поводу приема лекарств, которые, как он думал, притупляли остроту его ума. Или, когда ему стало хуже, по поводу академотпуска для неотложной терапии. Несмотря то что преданность исследованию, возможно, сделала его устойчивым к лечению, в те дни придать ему сил могла лишь работа. Теперь Кади понимала, что сидящая напротив женщина была рядом с Эриком в худшие мгновения его болезни, давала ему то, к чему стремиться, ради чего жить, ровно до момента за несколько месяцев до его смерти. На Кади накатила волна благодарности.
– Он так гордился возможностью с вами работать. Спасибо, что вы занимались с ним так долго, – сказала Кади.
