и они быстро привыкли сидеть рядом, так что Кади надеялась отсюда перейти к этапу дружбы. Она заметила Ранджу примерно на том же месте, где и обычно – соседка махала ей рукой из кокона огромного шарфа, – и присоединилась.
– Я успею нагнать три главы, которые должна была прочитать, за три минуты до занятия? – Ранджу листала учебник, едва ли не каждый ее палец был украшен серебряным кольцом. – Или, еще лучше, их читала ты?
Кади усмехнулась:
– Читала.
– И нас, как всегда, спасает королева домашки!
– Рада помочь, пусть ты и заставляешь меня чувствовать себя очень некрутой.
– О нет, девушка! Ты в этой фигне топчик. Хочу быть как ты, когда вырасту. А пока предпочту посидеть у тебя на шее. Так вот, можно мне краткое содержание?
Кади пересказала как можно больше, прежде чем появился профессор Бернштейн. Ей повезло, что она так прилежно относилась к чтению, потому что сфокусировать внимание на лекции в тот день оказалось очень уж тяжело. Бернштейн оставался, как всегда, занятным, однако вместо того, чтобы вести на ноутбуке конспект, Кади мысленно возвращалась к разговору с профессором Прокоп. Их краткое знакомство оставило у Кади неожиданный осадок вины. Прокоп, несомненно, была главной особой в жизни ее брата в кампусе, а Кади даже не знала, что она женщина. В какой-то момент Эрик определенно упоминал, что Прокоп – она, но Кади об этом забыла или, хуже того, вообще прослушала. Что только подчеркивало факт, на который Кади предпочитала закрывать глаза: в конце жизни Эрика они стали друг другу чужими. То, что теперь ей оставалось собирать в единую картину подсказки из его записей, само по себе унизительно, но так очевидно проколоться… как соль на рану. Они были такими не всегда. Когда Эрик уехал на учебу, между ними в буквальном смысле появилось расстояние, но во время первого курса они часто перебрасывались и-мейлами, эсэмэсками, иногда даже болтали по телефону. Эрик все еще оставался частью ее жизни. Она чувствовала, что в тот год брат страдал от депрессии, он давал это понять в мрачных посланиях, но не знала, как поступить. Когда на втором курсе ситуация ухудшилась, успеваемость Эрика скатилась, и он замкнулся в себе. Сперва Кади старалась оставить его в покое, быть единственной в семье, кто не задает ему вопросов. Но чем сильнее прогрессировала болезнь, тем больше они ссорились во время его приездов домой. Кади ставила под сомнения его параноидальные теории, хотя психиатр сказал ей, что это ничего не изменит. Кади думала, что если сможет просто подступиться к брату, то сумеет раскопать ту логику, которая сковывала его разум всю жизнь. Но вскоре Кади устала с ним ссориться и перестала вообще что-либо говорить. Она говорила себе, что дает свободу, но просто позволила Эрику ускользнуть.
Она решила, что возьмет конспект у Ранджу – а за это одолжение ей будет вполне легко отплатить. Вместо этого Кади полезла на страничку кафедры физики, поискать больше сведений о профессоре Прокоп. Проверила ее часы приема, отправила ей имейл со словами о том, как приятно было с ней столкнуться,
