тем людям с особым мнением обо мне, что слово клятвенное не держу?
– Не скажу, великая княгиня.
– И на том спасибо, князь Андрей… Надеюсь только, что клятвенное слово и мнение великой княгини клин клином мнение выбило мнение нескольких лихих людей, о котором ты упомянул…
– Не за что благодарить меня, великая княгиня…
– Всего-то хотелось мне узнать, кто меня пытается так хитро рассорить с моим деверем?
Князь Андрей снова неопределенно пожал плечами и, мотнув кудлатой головой, твердо сказал:
– Не рассорят.
Елена Глинская не отставала:
– Ну, хотя бы те, кто ссорит – из Старицы? Или такие лихие люди есть и в Москве?..
Напряженно держащийся, не отреагировавший на название своей удельной столицы, Андрей Старицкий при упоминании «Москвы» обреченно кивнул головой… Подумал и добавил:
– Мне так самому казалось и кажется – оттуда вся буза… Здесь зло таится… Здесь и хотят нас с тобой, великая княгиня… Не суди строго мои сомнения… И прости, Христа ради…
На том и расстались великая княгиня Елена Васильевна и недоверчивый князь Андрей Иванович Старицкий – вроде ласково, но без искреннего примирения и полной уверенности матери в верности взрослого 46-летнего дяди 6-летнему племяннику…
По возвращении в Старицу князь Андрей своих подозрений к московскому правительству не отложил; он продолжал питать прежнюю недоверчивость не только к конюшему Овчине, но и к самой правительнице Елене. По-прежнему продолжал верить всем слухам, что великая княгиня спит и видит, чтобы обеспечить полную безопасность своему юному сыну, упекши его дядю в темницу. По-прежнему шли в Москву доносы о недоверчивости князя Старицкого, о его подозрениях и страхах, о готовности сноситься с врагами Москвы на западе, востоке и юге. Наконец, в Москву донесли, что Андрей Старицкий собирается бежать в Литву через Новгород, узнав о смерти в темнице своего брата Юрия Дмитровского.
Тогда великая княгиня Елена послала в Старицу знатного боярина, князя Ивана Васильевича Шуйского звать князя Старицкого в Москву на совет о войне казанской. Это случилось осенью 1536 года. Три раза приглашали его в Москву, но он не ехал, отговариваясь серьезною болезнью и обращаясь к Елене со своей просьбой прислать в Старицу лекаря. Посланный Еленой известный немецкий лекарь Феофил, правая рука Николая Булева, после обследования князя Андрея Старицкого не нашел у него никакого заболевания серьезного, о чем и сообщил вскоре в Москву – к явному неудовольствию последнего.
Узнав о новых подозрениях и опасениях Елены, князь Андрей послал с гонцом отчаянное письмо младенцу-государю, где несколько раз были прописаны такие горестные слова о лишении им рассудка:
«…В болезни и тоске я отбыл ума и мысли. Согрей во мне сердце милостью. Неужели велит государь влачить меня, опекуна, отсюда на носилках?»
Умная Елена сумела между строк отчаяния прочитать
