видно, – быстро ответил он.
– Этот дом мы наследуем по мужской линии, начиная от прадеда. Вы бывали здесь раньше?
– Я? – рассеянно переспросил старик и тут же вздрогнул от звона бьющейся посуды.
Женщина уронила кувшин.
Арсений, присматриваясь к реакции старика, не сразу обернулся к жене. Однако лицо гостя не выражало ничего, кроме внимания. И они продолжили. Продолжили игру.
Пока женщина собирала осколки разбитого кувшина, Арсений разложил по тарелкам уже стоящее на столе жаркое: овощи, молодой картофель и крупные куски мяса. Жестом он пригласил к столу старика. Тот, прижав руку к груди, наклонился в очередной раз и сел вместе с хозяевами.
Они ели молча. Не ела только девочка, сидящая под пледом. Она все так же продолжала смотреть своими болезненными глазами и молчала. Старику было очень вкусно. Он раздавливал вилкой маленькие картофелины, мусолил их по тарелке, смешивая с мягкими овощами, и, подставляя под вилку ладонь пригоршней, благодарно ел. Так ели бы детки, которые только научились аккуратно кушать и, чтобы порадовать родителей, старались не проронить ни одной капли. Мясо он не резал ножом, а все так же благодарно и даже бережно отбирал волокна от больших кусков и отправлял их в рот. Только в конце ужина женщина заговорила. Она стала рассказывать медленно. Всем и никому одновременно. Перебирая и правильно составляя слова в своей голове.
– У нас есть летний сад. Он во дворе. Я могу показать вам после ужина, вечером там особенно красиво. Хотя… Сейчас уже темно… Много лет назад на месте этого сада был дом. Туда привозили умирать тяжелобольных пациентов. За этим домом ухаживал прадед Арсения. И за людьми тоже. Он был врач. Но врачевать не получалось. Люди умирали в мучениях. Болезни съедали их. Живьем.
На этих словах женщина запнулась и, склонив голову, тихо заплакала.
– Как вас зовут? – едва слышно спросил старик, протягивая к ней через стол руку и легонько касаясь локтя.
– Тамара.
Он присмотрелся, и в сердце сильно кольнуло знакомым образом. Молодая женщина, одетая в старушечью одежду и передвигающаяся старушечьей поступью. Когда-то он уже видел такое, только наоборот. Но красоту было не скрыть: длинные, с широкими завитками, русые волосы, собранные в хвост на затылке, черные глаза на белом мраморном лице, затягивающие, как два глубоких колодца и тонкие черты скул, губ и носа. Мифическая богиня, спрятавшая себя в лохмотья.
Она смотрела перед собой и давила подушечками пальцев в стол так сильно, что белели ногтевые пластины.
Молчание нарушил Арсений.
– Тогда здесь еще не было города. Только место, где умирали люди, – он внимательно посмотрел на старика, невольно затягивая паузу. – Так вот, однажды ночью в дверь этого дома постучали. Человек, который пришел той ночью, вымок под проливным дождем и очень замерз. Мой прадед согрел и накормил его. Мой прадед был заботлив и гостеприимен. Человек остался ночевать. А утром. Утром…
Арсений не договорил.
В этот
