даже кстати, поскольку надежно скрывала бедотовские следы. Букашенки набрали для закусывания продукт из сарая в избу в большом объеме, следовательно, риска, что Валерия Юрьевича застигнут – нет.
Разумеется, был у него и более примитивный вариант – проделать дыру в стене салохранилища со стороны своего огорода; да только по здравому размышлению Валерий Юрьевич рассудил, что это рискованно. Если соседи вдруг откроют убывание продукта, они именно первым делом и заподозрят, что он уходит к соседям. А найдут дыру – скандала не оберешься. А так он – друг, товарищ, брат и добрый сосед. И вне всяких подозрений, как жена Цезаря!
Итак, Бедотов включил фонарик и осмотрелся. Сала было много: оно лежало большими морожеными кусками, радуя глаз и вызывая веселое оживление в желудке. Он протянул руку, сожалея, что надо было взять вместо рюкзака большой мешок.
И ТУТ ВСЕ СЛУЧИЛОСЬ!
Что-то прошипело сверху и ткнуло в темя Бедотова через шапку-ушанку, отчего он на мгновение перестал жить; а оно меж тем прошило насквозь тело и через левую пятку посеялось в земляной мерзлый пол сарая.
Сколько это продолжалось?
Секунду?
Полсекунды?
Одну миллионную долю ее?
Никто не знает, однако крохотный эпизод этот стал началом длинной цепи удивительных событий и превращений.
Бедотов, очнувшись от мгновенной выключенности, неожиданно для себя ощутил жгучий прилив стыда.
Как же так?
Он, благородный отец двух малолетних детей, пришел украсть сало у приятеля Луки?
Да разве возможно такое???
Нет, мы пойдем другим путем!
Без сала в рюкзаке.
Он резко встряхнул головой и решительно выбрался из сарая.
В голове отчего-то вертелась непонятная и неизвестно откуда прилетевшая мысль: «Имя, которое может быть поименовано, не есть постоянное имя».
***
Есть многое на свете, друг Петруччио, что непонятно нашим мудрецам, подумал петух, забираясь назад в курятник и прислушиваясь к ржанию, несущемуся откуда-то из незримого Эфира.
Что там происходило, что за неслышный громовой стук приближался и летел к Новозаборску?
А вот что.
Мчались в снеговой пелене невидимые Конь Рыжий, Конь Вороной и Конь Бледный, летела птица-тройка с новогодними подарками в санях.
Уж не та ли это была – знаменитая, из гоголевской поэмы, спросит эрудированный читатель. А кони – те, что «заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху»?
Дай ответ, попросит читатель.
Изволь, друг любезный, даю.
Не гоголевская это была тройка.
Разноцветных исхудавших кляч время от времени хлестали в хмельном азарте пассажиры: беззубый барсеточник Дед Мороз в облезлом бараньем армейском тулупе, яркогубая внучка Снегурочка
