звукам шорох, не ускользнёт от него. Грузовик назад пока не выезжал. Корвину оставалось только ждать, а затем привести свой план в исполнение. Он подумал, о том, что позади него находится учебная база, на которой он был однажды полтора десятка лет назад. Когда сегодня он возвращался сюда, то заметил полуразрушенную военно-спортивную полосу препятствий, покорёженные штурмовые лестницы, выгоревшие учебные мишени для пулевой стрельбы. Всё было уныло и заброшено. Майору почему-то было неприятно смотреть в ту сторону. Возможно потому, что всё это одинокое, постепенно растворяющееся в небытие место уже не относилось к миру живых, и потому казалось дурным предзнаменованием. В связи с этим, Макс размышлял о странном зигзаге, который сделала его судьба. Разве он мог подумать тогда, пятнадцать лет назад, что снова окажется здесь, да ещё и при таких обстоятельствах? Что будет прятаться в унылой лесополосе, в которой тоже чувствовалось что-то временное, что-то уходящее? Он вспомнил, как сегодня у забора прочитал несколько предупреждений, висевших, надо полагать, по всему периметру. Одно из них особенно ему запомнилось. На продолговатом прямоугольнике из листового алюминия крупными, чёрными буквами было написано – Частная территория. Вход воспрещён. В случае вторжения будут приняты меры вплоть до самых крайних.
– Ну да, – шёпотом проговорил майор Максимилиан Корвин, – понятное дело… Это, конечно справедливо, но только и вы тогда уж будьте добры, не обессудьте, – Люди у которых похищают детей, готовы к самым крайним мерам… Более того, ради спасения своего ребёнка, эти люди часто совершенно сознательно на них идут.
Глава 4
После пресс-конференции Мэй Каллиган сидела в полутёмном, ночном баре пятизвездочного отеля и внимательно смотрела на стоящий перед ней стакан с виски. Едва дождавшись окончания этого несуразного, явно провального мероприятия, она собиралась сделать хоть что-нибудь для того, чтобы отключить свою голову и остановить этот бесконечный, выводящий её из себя поток негативных мыслей. Впрочем, других у неё в последнее время и не было. Но даже на то, чтобы элементарно напиться, у неё уже не хватало внутренних ресурсов. К тому же этому сильно препятствовала отупляющая апатия, ведущая к почти полной ликвидации желаний. Хотя нет, одно у неё всё-таки было. Больше всего на свете ей хотелось бы заснуть и не просыпаться. Закрыть глаза, и не видеть, не чувствовать, не знать. А больше ей ничего не хотелось. Все её честолюбивые и не очень намерения куда-то бесследно исчезли, растворились в бесконечной мути её насыщенной, расписанной на пять лет вперёд жизни. Рассеялись без остатка в воздухе, сверкнув напоследок в свете софитов. А ведь они были. Сколько себя помнит, Мэй всегда чего-то хотела достичь, к чему-то стремилась, о чём-то мечтала.
Уже в семь лет она чувствовала, что жизнь ее, так или иначе, будет связана с музыкой. А в четырнадцать, когда они с подружками организовали в школе музыкальную группу «Шоколадные кошечки», была уверена, что станет знаменитой певицей. Там, на её родине
