чем этот… Твой собственный… Затем он сказал что-то на незнакомом тогда Лене языке и добавил:
– Да, и звать тебя будут по-другому, моя прелесть… Мне кажется, тебе подойдёт имя Илиана… Ты согласна? Она помнит, что закрыв глаза, медленно кивнула, желая только одного, чтобы он снова взял её лицо в свои ладони, и она могла бы плыть в его руках так долго, долго, покачиваясь, замирая от восторга, умирая и возрождаясь, снова и снова ощущая его тепло, вдыхая этот чудесный запах, несравнимый ни с одним из известных ей ароматов.
После этого, воспоминания о погибших родителях становились всё реже и уже не приносили ей такой острой, непереносимой боли, как раньше. И в ту ночь, после того, как произошло их знакомство, Лена Дёмина, ставшая через короткое время Илианой Голдман, воспитанницей, а впоследствии женой Арона Голдмана, уснула впервые за последнее время мгновенно. Сон её был глубоким и спокойным. Она надолго избавилась от мучавшего её ночного кошмара, в котором за секунду до страшной аварии она неизменно видела человека в тонких очках с золочёной оправой, внушающего ей необъяснимый ужас. Он приветливо махал ей, оцепеневшей от этого кошмара рукой, обтянутой чёрной, лайковой перчаткой…
С тех пор, как Арон забрал её из детского дома, у неё действительно было всё, о чём только может мечтать девочка, девушка или женщина. Всё и всегда. Ей даже не приходилось просить. Да она никогда бы и не стала этого делать. Самое главное – присутствие Арона рядом с ней. Это было основополагающим. Всё остальное являлось второстепенным. По крайней мере, именно так было до сих пор…
Илиана спала с ним в одной постели, начиная с того самого дня, когда впервые переступила порог его дома. Арон держал её за руку и она больше никогда не чувствовала себя одинокой, несчастной или беззащитной. С ним ей было спокойно и хорошо. И так же тепло и уютно, как её ладошке в большой и сильной руке в тот день, когда они вместе вошли в его дом. А вечером точно так же, держась за руки, поднялись по лестнице в спальню.
Она никогда не считала это чем-то противоестественным, даже когда узнала, что в других семьях такое не принято. И не только не поощряется, но даже считается противозаконным. Но для неё это не имело ровным счётом никакого значения. Ни тогда, ни сейчас. Поскольку она отдала себя ему однажды и навсегда. Вручила душу и саму свою жизнь – не задумываясь, не оглядываясь и ни о чём не жалея. И приняла его тоже всего сразу: безоговорочно и безусловно. С радостной благодарностью и неоглядной любовью. И в психологическом смысле это произошло раньше и было не менее пронзительнее, чем их физическая близость, которой она долгое время не придавала особого значения. А просто очень хотела, чтобы он был доволен ею. Мечтала нравиться ему. И ради этого сделала бы что угодно. Она была в буквальном смысле одержима им. Арон был для неё всем: лучшим другом, мудрым отцом, нежным любовником. Более того, он был всемогущим богом. И остаётся им до сих пор. К тому же Илиана оказалась искренней и горячей его поклонницей. Как часто, собственно, и происходит у беззаветно
